Изоляционисты против диффузионистов 7 страница



От берегов Восточного Средиземноморья до Мексиканского залива далеко, однако уроженец Италии Колумб трижды плавал в Америку. За 27 столетий до Колумба финикийцы, выходя из внутренних областей Средиземноморья, энергично исследовали и осваивали атлантические берега Испании и Африки. Конечно, никто не воображает, будто высокоразвитые культуры Мексики и Перу были основаны рядовыми моряками, сбившимися с курса или потерпевшими кораблекрушение у чужих берегов. Горсточка необразованных уроженцев Восточного Средиземноморья, очутившись среди маленьких, неорганизованных родовых общин (и, вероятно, встретив такой же дружеский прием, какой ожидал потом Колумба), вряд ли могла привить аборигенам сколько‑нибудь глубокие познания о своей цивилизации. Чтобы передать понятие о таких вещах, как иероглифическое письмо, ноль, способы мумификации и трепанации, мало лишь знать об их существовании, мало даже поверхностного представления о сути вопроса. Для основания культуры, подобной ольмекской, требовался достаточно большой отряд мореплавателей, включающий представителей культурной элиты своей родины, – нечто вроде тщательно подготовленной, целенаправленной экспедиции переселенцев, которая могла сбиться с курса. Археология и письменная история рассказывают нам о крупных организованных группах переселенцев, выходивших из Средиземного моря, чтобы основать большие поселения и торговые посты на берегах Западной Африки. Древнейшая известная нам запись об этом на карфагенской стеле сообщает, что финикийский флотоводец Ганнон около 500 г. до н. э. отправился на 60 кораблях с множеством людей учреждать колонии на атлантическом побережье Марокко. Но археология свидетельствует, что Ганнон не был зачинателем: задолго до него другие организованные экспедиции из Внутреннего Средиземноморья основали крупный мегалитический город Ликс далеко к югу от Гибралтара, именно там, откуда океанское течение направляется прямиком в сторону Мексиканского залива.

История Ликса теряется во мгле времен. Римляне называли его «вечным городом», полагая Ликс родиной богов и местом погребения Геракла. Сооружали Ликс неведомые солнцепоклонники, ориентировавшие по солнцу исполинские мегалитические стены своих построек. Недаром древнейшее его название «Город Солнца». Кто бы ни заложил и ни строил Ликс, очевидно, что в числе этих людей были астрономы, зодчие, каменщики, писцы и отменные гончары. Около 1200 г. до н. э., как раз перед тем как в Америке внезапно расцвела культура ольмеков, организованные колонисты из Восточного Средиземноморья, основательно знакомые с достижениями месопотамской и египетской цивилизаций, вышли на берега Атлантики там, где вечные ветры и течения образуют морской конвейер, ведущий к Мексиканскому заливу.

Мы не собираемся называть сбившихся с курса в этой области переселенцев творцами могущественных культур инков, майя и ацтеков. Устные предания, подтверждаемые археологией, ясно показывают, что эти великие исторические и протоисторические нации Андской области и Мексики чисто местного происхождения, сплав представителей коренного населения, правда воспринявших импульсы от каких‑то предшественников. В Мексике, например, похоже, что корни культуры в большой мере восходят к достигшему высокого уровня приморскому народу – ольмекам, деятельность которых, как уже говорилось, начиналась в ограниченной области на берегах Мексиканского залива. Вполне возможно, что эти первоначальные «вдохновители» прибыли из‑за моря. Такой вариант тем более вероятен, если вспомнить, что все рассматриваемые нами доевропейские цивилизации возглавлялись правителями, называвшими себя потомками Солнца. Шумеры, ассирийцы, хетты, финикийцы, египтяне, жители Ликса – все они фанатично поклонялись Солнцу, и то же относится к ольмекам, народам культуры мочика и всем их преемникам вплоть до времен ацтеков, майя и инков в Мексике и Перу. Они сооружали астрономические обсерватории для наблюдения за путями солнца, так что им более, чем каким‑либо другим народам, было бы естественно следовать вдогонку за солнцем на запад, куда оно каждый день удаляется. Прямо на запад от Канарских островов находится Мексиканский залив. Когда мы шли маршрутом Колумба на папирусных «Ра», вечером нос нашей ладьи неизменно смотрел на заходящее солнце.

Между прочим, камышовая ладья – одна из 60 перечисляемых Роу параллелей в культуре древних цивилизаций Перу и Средиземноморья. Составляя свой перечень в 1966 г., он не знал, что всего три года спустя перуанское камышовое судно пройдет от Перу до Панамы. Это экспериментальное плавание, предпринятое неопытными добровольцами под руководством Гене Савоя, длилось два месяца, с 15 апреля по 17 июня. Приблизительно в это же время, с 25 мая по 18 июля, моя папирусная «Ра I» прошла от Африки до американских вод. Годом позже «Ра II» повторила маршрут и менее чем через два месяца пристала к берегу в Новом Свете. Три названных плавания, состоявшиеся на протяжении 16 месяцев, вместе охватили весь морской путь от Средиземноморья до Перу. Гене Савою и моей команде было бы не сложнее пересечь пешком Панамский перешеек, чем Писарро и его людям, так что трудно понять, почему камышовую ладью и 59 других названных Роу специфических культурных черт ограниченного распространения надобно считать разделенными неодолимым барьером, до того как испанцы в 1492 г. подняли паруса своих каравелл.

Почему испанцы, достигнув островов Карибского моря, тут же двинулись дальше и обосновались в горах Мексики и Перу? Потому ли, что они отличались от других смертных? Или же путешественники и до них поступали точно так же, побуждаемые географической обстановкой? Болотистые леса перешейка не соблазнили Писарро и его спутников обосноваться в этих местах, и они продолжили путешествие по суше и по морю, пока не добрались до гостеприимного приморья Перу. Если другие люди раньше Писарро пересекли Атлантику, почему они должны были поступить иначе? Объясняя побуждения и действия маленького отряда Писарро и отвергая в то же время самую мысль о том, что другие мореплаватели из Средиземноморья могли воспользоваться теми же ветрами и течениями и пройти в итоге тот же маршрут, изоляционисты грешат против основного правила изоляционизма, гласящего, что при аналогичных условиях среды люди склонны повторять достижения друг друга.

Есть в суждениях доктринерского изоляциониста еще один изъян. Он будет утверждать – обычно с полным основанием, – что сходство условий среды способствует сходству черт культуры. Сам по себе этот тезис звучит вполне резонно, и все же он не может служить единственным объяснением культурных параллелей и никак не объясняет географическое распространение культур Нового Света. Ольмеки в дождевых лесах Мексики и нынешние обитатели тех же мест – лакандоны были окружены одинаковой природной средой. Однако ольмеки около 3 тысяч лет назад заложили основу могущественных цивилизаций, а лакандоны по сей день ведут образ жизни примитивных лесных племен. Археология показывает, что цивилизация древних ольмеков активно распространялась по Мексике на юг через Центральную Америку, где ее типичные приметы растворяются в череде родственных лесных цивилизаций вдоль андских предгорий от Колумбии до Боливии. За пределами этой узкой сплошной линии контакта или диффузии, в Венесуэле, Гайане и по всей Бразилии, живет множество лесных племен, происходящих, как принято думать, от тех же сибирских предков и окруженных такой же природной средой, однако их ничто не побудило изменить примитивный образ жизни своих пращуров. Право же, непохоже, чтобы природная среда была основным стимулятором аборигенных американских цивилизаций.

Более того, вряд ли где‑нибудь еще в Америке мы увидим такой географический контраст, какой отличает две важнейшие колыбели американской цивилизации – Лa‑Венту в Мексике и Тиауанако в Южной Америке. Ла‑Вента расположена на низменных берегах Мексиканского залива, в заболоченной местности с густыми тропическими лесами и тяжелым, жарким, влажным климатом. Тиауанако находится на высоте 3700 м над уровнем моря на голой, безлесной равнине, в окружении снежных вершин, и климат здесь холодный и ветреный. Трудно найти более контрастные среды. Тем не менее археология показывает, что именно в этих районах были заложены основы двух из древнейших цивилизаций Нового Света. Ла‑Венту в приморье, куда подходит Канарское течение из Старого Света, считают колыбелью внезапно возникшей сильной культуры, которую условно наименовали ольмекской. Появившись на атлантических берегах Мексики около 1000 г. до н. э., ольмеки распространили свое влияние через всю Мексику до Тихоокеанского побережья и на юг через нынешнюю Гватемалу. Как уже говорилось, эта сильная исходная культура вдохновила последующие великие и многообразные цивилизации майя, тольтеков, микстеков и ацтеков. Приблизительно в это же время другой неопознанный мигрирующий народ, носитель поразительно сходной цивилизации, заселил область Тиауанако на южном берегу озера Титикака и через какие‑то пока неясные связи с народами областей Чавин и Мочика и другими аборигенами вдохновил развившиеся затем в Южной Америке культуры чиму, наска и инков.

И выходит, что не сходство среды обитания, а географическое соседство стимулировало взлет и падение великих доколумбовых цивилизаций. Независимо от условий среды они, подобно бусинам на шнурке, протянулись через узкий мост Центральной Америки от Ла‑Венты до Тиауанако. За пределами этой сплошной полосы аборигенной американской цивилизации, будь то в тундре Аляски, лесах Канады, на равнинах нынешних США, в дождевых лесах Бразилии, горах Чили или пампе Аргентины, обитатели древней Америки продолжали примитивную жизнь своих предков каменного века, приспособленную к элементарному выживанию. Что обусловило их отставание – меньшая одаренность? Или все дело в том, что они жили за пределами географического очага, воспринявшего заморские стимулы?

Изоляционист почитает оскорбительным для умственных способностей американского индейца искать внешние истоки аборигенных цивилизаций Америки. Но разве не оскорбительнее для большинства американских индейцев, живших за пределами областей высокой культуры и не ведавших цивилизации, отрицать возможность того, что им попросту недоставало соответствующего полезного влияния? Можем ли мы, европейцы, утверждать, что произошли от независимых творцов цивилизации? Вправе ли мы забывать, что Европа все еще была обителью неграмотных варваров, когда грамотные ольмеки создавали скульптурные шедевры с иероглифическими надписями и сложными календарными данными? Да те же испанские конкистадоры привезли в Америку цивилизацию, обретенную их европейскими предками путем культурной диффузии. Цивилизация пришла в Европу через Древнюю Грецию и Рим, которые в свою очередь восприняли все основные элементы своей культуры от Крита, Малой Азии и Египта.

Корабли начали приносить письменность и другие культурные достижения на удаленные острова и берега Средиземного моря незадолго до 3000 г. до н. э., а кульминация этого процесса наступила, когда финикийцы около 1200 г. до н. э. учредили важные торговые посты на атлантических берегах Испании и Марокко. Потомки обитателей Малой Азии – финикийские ученые и купцы, обосновавшиеся в ту далекую пору на океанских берегах, набирали команды и перевозили людей со всего Средиземноморья. Египетские изделия вывозились за Гибралтарский пролив – об этом свидетельствуют бронзовая статуэтка и фигурный сосуд, недавно найденные археологами в финикийском порту Кадис в Испании и выставленные теперь в местном археологическом музее.

Стоило большим организованным экспедициям переселенцев, представлявшим цивилизацию Ближнего Востока, выйти за пределы Гибралтара, как на другом конце Канарского течения, на берегах Мексиканского залива, возникла и расцвела ольмекская цивилизация. Чем объяснить это примечательное совпадение во времени? Если человек существует на земном шаре миллионы лет, а на землях Америки – десятки тысяч лет, почему цивилизация явилась у разных концов Канарского течения в одно время?

Основополагающие элементы культуры, доставленные в Америку Кортесом и Писарро, – от алфавита до христианского креста – первоначально восприняты испанцами от Ближнего Востока. Если мы, европейцы, должны признавать этот факт, что унизительного для Монтесумы и его ацтеков в предположении, что они черпали культурные стимулы из того же источника, что народ Испании и победивший ацтекского вождя Писарро?

Географическая обстановка отнюдь не изолирует область ольмеков от атлантических берегов Старого Света. Напротив, эта область расположена на финише морского конвейера, который мы назвали маршрутом Колумба. Но если культуру ольмеков вдохновили или даже основали доколумбовы мореплаватели, то почему, спрашивают изоляционисты, до древней Америки не дошло колесо, не дошли культурные растения Старого Света? Не мог же Новый Свет, говорят они, оставаться в неведении о столь важных культурных элементах, если сюда прибывали цивилизованные странники до Колумба.

Аргумент о колесе повторяется в старых книгах так часто, что иногда всплывает и по сей день. Между тем археология далеко продвинулась вперед, и давным‑давно обнаружено, что принцип колеса на самом деле был хорошо известен в древней Америке, притом как раз у ольмеков. После того как несколько десятков лет назад начались систематические раскопки ольмекских поселений в районе Веракрус на берегу Мексиканского залива, в погребальных урнах найдено множество керамических фигурок животных, поставленных на колеса. Постепенно расходясь по музеям Мексики и других стран, эти фигурки из погребального инвентаря вошли в ряд наиболее характерных дошедших до нас изделий ольмеков. Сквозь дырочки в ногах глиняных собачек или пум продеты деревянные оси, на которые насажены глиняные колеса. Первоначальное назначение фигурок неизвестно; правда, многие из них выполнены в виде свистулек. Но в принципе они аналогичны керамическим фигуркам на колесиках, найденным в шумерских, хеттских и финикийских погребениях от Ура в Двуречье до Ивисы на западе Средиземного моря.

То, что зачинатели цивилизации Нового Света знали колесо, весьма примечательно. Можно гадать, почему оно затем не привилось у американских племен как вспомогательное средство для наземной транспортировки, но к нашему вопросу это отношения не имеет. Всякий посетитель Лa‑Венты легко убедится, что леса и болота, где первоначально обосновались ольмеки, не допускали колесного транспорта; они по сей день затрудняют прокладку современных дорог. Независимо от природных условий потомки великих народов майя и инков почему‑то и в наше время пренебрегают тягловыми животными и колесом. Лакандоны Мексики и перуанские кечуа по‑прежнему ходят пешком и переносят грузы на собственной спине или навьючивают ими лам даже в тех местах, где есть дороги. Излюбленный аргумент против контактов через океан оказался явно недействительным, как только выяснилось, что колесо было известно и изготавливалось в миниатюре, но было предано забвению последующими поколениями американцев.

Ольмекская собачка на колесах и чрезвычайно реалистичные керамические изображения собак, принадлежавшие последующим мексиканским культурам до Колумба, еще одно больное место доктринерского изоляциониста. Откуда появились эти собаки? У домашних псов древней Мексики и Перу не было местного дикого предка. Единственная собака, которая могла попасть в Америку с пешеходами, – сибирская лайка, сопровождавшая жителей Арктики в Аляску и Гренландию. Ольмекские псы и известные по мумиям древнего Перу Canis ingae разительно отличаются от сибирской лайки, зато очень похожи на породы, известные по мумифицированным собакам Египта и весьма реалистичным ближневосточным изображениям. Средиземноморские породы собак распространились на запад с древними путешественниками от Двуречья до Марокко и Канарских островов, но никогда не достигали Дальнего Востока и Сибири и, стало быть, не могли попасть в Мексику и Перу через Аляску. Из всех одомашненных животных собака – наиболее верный спутник древнего человека на суше и на море, и ничто не мешало ей достичь тропических областей Америки вместе с мореплавателями, следовавшими по Канарскому течению.

Заслуживающий в принципе внимания аргумент, гласящий, что культурные растения Старого Света не доходили до древней Америки, не годится как доказательство отсутствия контактов, ибо голодные мореплаватели могли еще в пути прикончить все свои съедобные припасы. К тому же тропические болота ольмекской области никогда не подходили для возделывания средиземноморской пшеницы и других зерновых, обычно перевозимых путешественниками Ближнего Востока. Вероятность того, что какое‑нибудь культурное растение с полей Северной Африки могло привиться в Лa‑Венте, чрезвычайно мала. И вообще негативное свидетельство можно принимать в расчет при условии, если будет доказано, что в древней Америке не было никаких растений, окультуренных в Старом Свете. Стоит показать, что хотя бы одно культурное растение пересекло океан до Колумба, и аргумент в пользу изоляции тотчас превратится в доказательство контакта. Оттого вполне естественно, что этноботаника приобрела ключевое значение в попытках проследить древние перемещения человека и нередко ботаники поневоле оказывались вовлеченными в антропологические споры изоляционистов и диффузионистов.

История фасоли обыкновенной (Phaseolus vulgaris) – яркий пример того, как предвзятые взгляды на возможности древних мореплавателей влияли на противоречивые суждения ботаников и антропологов. В 1885 г. Кёрнике отметил, что, как было принято считать, эту важную культуру возделывали древние греки и римляне под названием Dolickos, Phaseolus и т. п. (Аристофан и Гиппократ писали о ней около 400 г. до н. э.). Когда выяснилось, что ту же самую фасоль культивировали аборигены Нового Света, решили, что ее туда ввезли первые испанские путешественники. Это мнение держалось, пока Виттмак в 1880 г. не нашел фасоль обыкновенную в инвентаре древнего погребения в Анконе, на побережье Центрального Перу. Здешние погребения появились задолго до того, как европейцы пришли в Америку. Затем Phaseolus vulgaris находили в местах доинкских поселений по всему перуанскому приморью, и ботаники получили убедительное свидетельство, что фасоль возделывалась в Америке до прихода европейцев. Стало невозможно ссылаться на предполагаемый ввоз этой культуры испанцами. Однако в это время в Старом Свете уже нельзя было найти доколумбовых образцов данной фасоли, поэтому гипотезу переиначили и решили, что родина Phaseolus – древняя Америка, откуда испанцы привезли ее в Европу. Повторное рассмотрение этой запутанной ботанической проблемы Хатчинсоном, Силоу и Стефенсом в 1947 г. убедило их, что Phaseolus не абориген Нового Света и ее странствия – ботаническое свидетельство доколумбовых контактов между Старым и Новым Светом (Hutchinson, Silow and Stephens, 1947[170]). Сходную проблему представляет собой родственная фасоли Canavalia sp. Стонор и Андерсон указывали: «Канавалия – широко культивируемое в тихоокеанской области растение, всегда считавшееся уроженцем Старого Света, – теперь обнаружена в доисторических поселениях в приморье как Южной Америки, так и Мексики» (Stonor and Anderson, 1949[299]). Бобы канавалии найдены при раскопках в Уака‑Приета на тихоокеанском побережье Перу, в слоях, датируемых от III до I тысячелетия до н. э. По мнению Зауэра, ее археологическое распространение и родство с дикими видами указывают, что канавалия была окультурена в Новом Свете (Sauer, 1950[272]).

Еще одно ботаническое свидетельство контакта – бутылочная тыква Lagenaria siceraria. Это важное культурное растение широко возделывалось в Африке в доколумбовы времена. Пищевая ценность ее невелика, но высушенная над огнем кожура использовалась как сосуд от Двуречья и Египта до Марокко. Приступив к изучению растений Нового Света, ботаники обнаружили, что бутылочную тыкву выращивали для тех же целей во всех областях высокоразвитых американских культур, включая Мексику и Перу. Предположили, как и с фасолью, что тыкву привезли испанцы, однако и тут пришлось отказаться от этой гипотезы, когда археологи нашли бутылочную тыкву на месте доколумбовых поселений как в Мексике, так и в Перу. Она оказалась одним из наиболее типичных культурных элементов в области распространения высокоразвитых американских цивилизаций. Тогда выдвинули новую гипотезу: дескать, бутылочная тыква могла из Африки приплыть через Атлантику в тропическую зону Америки, здесь ее семена проросли, индейцы приметили, что высушенная над огнем кожура тыквы служит отменным сосудом, и повторили открытие, первоначально сделанное в Африке. Разумеется, речь идет о сознательной попытке отделаться от нежелательного свидетельства. В погоне за осторожностью изоляционисты выплескивают с водой ребенка. Они пытаются стереть важный африканский пальцевый отпечаток в Америке, игнорируют веское генетическое свидетельство. Всякий, кто дрейфовал в океане, знает, что небольшие плавающие на волнах съедобные предметы вроде тыквы неизбежно станут добычей акул и червей‑сверлильщиков за те четыре месяца, что нужны им для дрейфа через Атлантику. Тому, кто плавает на плотах, странно слышать утверждения, будто из двух элементов африканской культуры – сухопутной тыквы и морского судна – тыква может благополучно доплыть до Америки, а судно с экипажем – нет!


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 119; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!