Вступление: «Я» публичное и приватное» 10 страница



Но даже в таких условиях потеря всех троих детей была исключительным несчастьем и могла свидетельствовать о наличии проблем либо у Екатерины, либо у ее мужа. Считается, что Генрих страдал сифилисом. Эта гипотеза основывается на том, что король был неразборчив в связях и имел множество любовниц (а затем и жен). Это предположение опирается на ряд симптомов – сыпь, язвы, перепады настроения. Но неразборчивость Генриха сильно преувеличена. Документальных доказательств того, что у него были сексуальные связи с множеством женщин, кроме жен, нет. Нет и свидетельств того, что его дети страдали врожденным сифилисом.

Вполне возможно, что проблема заключалась в Екатерине. Одна из гипотез заключается в том, что у нее был отрицательный резус‑фактор и это приводило к отторжению плода. Но такое отторжение обычно случается в первом триместре, а выкидыши Екатерины происходили примерно в семь месяцев беременности. Некоторые историки полагают, что в условиях плохой гигиены, некачественной пищи и воды она могла заразиться листериозом. Эта бактерия вызывает выкидыши, приводит к мертворождению и серьезным заболеваниям новорожденных. Кроме того, причиной ее несчастий могла стать токсемия (преэклампсия), да и строгое соблюдение постов не идет на пользу беременным.

Последней беременности Екатерины также не было суждено завершиться благополучно. В ноябре 1514 года она родила мертвого младенца, который появился на свет на месяц раньше срока. Екатерине было уже тридцать, несмотря на множество беременностей, у нее не было детей. Королева была близка к отчаянию. Еще хуже было то, что она отлично знала о развлечениях своего мужа с придворными дамами, в том числе с ее французской фрейлиной, Джейн Попинкур. Джейн ранее служила при дворе Людовика XII и была назначена ко двору Екатерины после восшествия Генриха на престол. У нее был роман с герцогом Лонгвилем – Генрих взял его в плен в «Битве шпор» в 1513 году и привез в Англию. Хотя свидетельств романа Попинкур с английским королем нет, Генрих позже щедро вознаградил ее, выплатив сто фунтов. К тому времени у Джейн уже была настолько плохая репутация, что, когда было предложено вернуть ее во Францию, чтобы служить при дворе новой жены Людовика, сестре Генриха, Марии, французский король с возмущением отклонил эту идею из‑за ее аморального поведения.

Но тут у Екатерины появилась более серьезная соперница. Новый, 1515 год королевский двор отмечал в Гринвиче. Екатерина недавно потеряла недоношенного сына. В центре внимания оказалась одна из юных фрейлин королевы, Элизабет Блаунт. Светловолосая и голубоглазая Элизабет (Бесси) была известна своими способностями в музыке и танцах. Она часто была при короле во время его пирушек. В Новый год Элизабет в голубом бархатном платье, золотом чепце и маске была просто неотразима. Ни о чем не догадывавшаяся Екатерина получила такое удовольствие от танцев, что даже пригласила мужа и фрейлину в личные покои, чтобы они повторили свой танец для нее.

Генрих не устоял перед очарованием Бесси, а той явно льстило внимание монарха. Хотя король был на девять лет ее старше, в двадцать три года Генрих находился на пике физической и сексуальной формы. В дипломатических сообщениях постоянно говорилось о том, что он страстный и умелый любовник – хотя и довольно консервативный. Королевский статус делал его абсолютно неотразимым для юных фрейлин двора королевы. А современники считали, что король вправе искать сексуальных удовольствий, поскольку жена его постоянно беременна. Возможно, он просто играл роль заботливого и преданного мужа.

Но отношение Тюдоров к внебрачному сексу – да и просто к сексу – было гораздо сложнее. Общество делилось на тех, кто считал идеальным состоянием целибат, поскольку воздержание приближает человека к Богу, и тех, кто верил в священный институт брака. Первые опирались на учение древних греков и в некоторой степени на Библию. Святой Павел учил, что целибат нужен для мира духовного, а брак – для мира светского. Эта идея подтверждалась (по крайней мере, теоретически) 500‑летним наследием целибата, существующего в сотнях английских монастырей.

В то же время в Библии превозносились ценности семейной жизни. Христос сам присутствовал на свадьбах. Судя по его словам о сексе и браке, совершенно ясно, что он поддерживал духовный и телесный союз мужчины и женщины. С практической точки зрения многие считали, что секс необходим для здоровья. Даже греки, проповедовавшие преимущества целибата, полагали, что регулярный (хороший) секс оказывает положительное влияние на аппетит и пищеварение, делает тело легким и гибким, раскрывает поры и очищает флегму. Секс также способствует хорошему психическому здоровью, прогоняя прочь меланхолию и безумие. «Дурной» же секс, с другой стороны, ослабляет тело и разум и низводит человека до животного уровня. Большинство специалистов сходились в одном: избыток секса любого рода пагубно сказывается на здоровье. Существовала распространенная теория о том, что каждый половой акт сокращает жизнь мужчины на один день. Неудивительно, что количество таких актов рекомендовалось ограничить одним разом в неделю и полностью воздерживаться от секса в дни менструации у женщин.

Хотя романы Генриха оправдывались потребностью в сексе, которую невозможно было удовлетворить в период беременности королевы, католическая церковь подобного поведения не одобряла. До Реформации было еще далеко, и Генрих считал себя истинным и преданным католиком. Но его не устраивала твердая точка зрения церкви касательно супружеской измены. Церковь считала такое поведение нарушением законов Божиих. Многие полагали, что даже в браке секс допустим только ради деторождения. Наслаждение было целью вторичной.

«Пустая трата семени» – мастурбация или оральный секс – долгое время считалась занятием порочным и греховным. В XII веке святой Хильдегард Бингенский заявил, что «мужчины, которые касаются своего детородного органа и испускают семя, серьезно вредят душе». В следующем веке эту тему подхватил и развил юрист и теолог Уильям Пагула. Он учил приходских священников: «Если кто‑то сознательно и злонамеренно испускает семя соития каким‑то иным способом, а не естественным с собственной женой, он совершает смертный грех». Еще один теолог заявлял, что испускание спермы вредит организму мужчины «больше, чем если бы он потерял в сорок раз больше крови»[131]. В 1533 году был принят новый закон, согласно которому все «неестественные» половые акты, включая анальный секс и зоофилию, считались «противными воле человека и Господа» и наказывались смертью. Дети, рожденные вне брака, считались незаконнорожденными, а их родители подвергались жестокому телесному наказанию и штрафу.

Все это было хорошо, но в эпоху, когда подавляющее большинство королевских и аристократических браков заключалось из соображений династических, политических и финансовых, мужчины неизбежно искали сексуального удовлетворения на стороне. Мужья не стесняясь посещали проституток или заводили романы с женщинами низкого происхождения. А вот к женам, которые тоже могли бы заняться внебрачным сексом, подобной снисходительности никто не проявлял. Женщины должны были исполнять свой долг и терпеть брак, даже если он не приносил им удовлетворения. И, естественно, они должны были производить на свет необходимых наследников. Тем не менее существовало убеждение в том, что женщины от природы более сексуально распущенны и порочны, чем мужчины. Поскольку в них преобладают холодные и влажные гуморы, то они испытывают неконтролируемую страсть к горячей мужской сути. И если мужчина обладает силой разума, способной контролировать свои аппетиты, женщины для такого слишком слабы. Отсюда и их природная испорченность, которая уходит своими корнями еще к первородному греху Евы. Считалось, что женщина, которая неумеренно предается плотским радостям, становится бесплодной, поскольку ее матка делается слишком влажной и скользкой, чтобы удержать мужское семя.

Медики имели весьма туманное и противоречивое представление о половых органах человека – если не сказать больше. Некоторые врачи полагали, что ребенок формируется целиком и полностью из мужского семени, а матка – это всего лишь место для его развития. Другие считали, что существует семя женское и мужское и для зачатия необходимы оба. Сторонники такой теории считали, что женские гениталии имеют ту же форму, что и мужские, а два яичка располагаются в верхней части влагалища, близ устья матки. В 70‑е годы XVI века Томас Викери писал, что женские репродуктивные органы «ничем не отличаются от мужских, только направлены внутрь»[132]. Считалось, что женское семя является более жидким, холодным и слабым, чем мужское.

В запутанном и противоречивом мире внебрачного секса совершенно неудивительно, что Генрих VIII всегда старался сохранить тайну своих романов. И это делает весьма затруднительным (а то и невозможным) определение их точного начала и завершения. Мы не можем даже точно сказать, с кем именно у него были романы. Нет никаких убедительных доказательств того, что с Бесси Блаунт в январе 1515 года в Гринвиче Генрих зашел дальше танцев. Даже если у них и возникла связь, Генрих продолжал быть на брачном ложе – ему отчаянно был необходим законный наследник. К маю Екатерина снова забеременела. Официально об этом стало известно в октябре или ноябре. Когда в январе 1516 года королева удалилась в «заточение» во дворец Плацентия в Гринвиче, весь двор затаил дыхание. Вскоре после этого было получено известие о смерти отца Екатерины, Фердинанда. Будущей матери об этом решили не сообщать, чтобы не вызвать очередного выкидыша или рождения мертвого ребенка.

Роды у королевы начались 17 февраля. Были проведены все традиционные ритуалы и предприняты меры предосторожности. На этот раз было допущено серьезное изменение: Екатерина прибегла к помощи доктора‑мужчины. В книгах сохранилась запись о выплате вознаграждения доктору Витториа за услуги при рождении ребенка. Неясно, допустили ли врача в родильную спальню королевы или он консультировал повитух на расстоянии. Судя по всему, его помощь понадобилась, потому что роды были особенно трудными. Екатерина, которая рожала в пятый раз, могла и не выжить.

В четыре часа утра 18 февраля королева родила дочь, Марию. Конечно, это был не сын, о котором так страстно мечтал Генрих, но девочка хотя бы была здоровой. Учитывая опыт Екатерины, за одно это можно было быть благодарным. Пышная церемония крещения состоялась через три дня в церкви францисканцев. На церемонии присутствовали придворные самого высокого ранга, включая и Томаса Вулси, главного советника короля.

Королеву же тем временем лечили традиционными средствами. К животу ей прикладывали порошки алоэ и ладана. Такие трудные роды, как были у Екатерины, могли привести к разрывам влагалища. Такие травмы не лечили, давая им зажить естественным образом. Однако в условиях антисанитарии разрывы часто инфицировались, что приводило к печальным результатам. Чтобы успокоить и согреть те части тела, которые подверглись растяжению, женщин часто заворачивали в только что состриженную овечью шерсть.

Екатерина поправлялась после родов, а Марию поручили заботе кормилицы, Катерины Поул, жены одного из приближенных слуг короля. Катерина кормила Марию первые два года жизни. Колыбельку принцессы качали четыре няни. Еще у нее была более востребованная служанка – прачка. Сразу же после рождения Марии был назначен казначей, который распоряжался финансами ее двора. Ей также назначили духовника и фрейлину. У крохотной принцессы был собственный миниатюрный двор. Эти люди стали ее семьей – они были ей куда ближе, чем родители. Удивительно, но у нас нет никаких сведений о том, что Мария воспитывалась вместе с детьми знатных аристократов, которые могли бы играть с ней в детской, а потом и вместе учиться.

Главной няней Марии была Элизабет Дентон. Эта опытная матрона руководила еще детской ее отца. Но ко времени рождения Марии Элизабет была уже стара, и в 1518 году ее заменили энергичной и способной леди Маргарет Брайан. Наибольшее влияние на принцессу оказывала ее главная гувернантка, Маргарет Поул, графиня Солсбери. На ее назначении настояла королева, которая была дружна с Маргарет. В жилах дочери несчастного герцога Кларенса, брата Эдуарда IV, текла королевская кровь, и она считалась одной из знатнейших дам королевства.

Новорожденную Марию пеленали в традиционный свивальник. Но, как только она стала более подвижной – примерно в год, – ее стали одевать в платьица длиной до щиколотки. Маленьким девочкам обычно шили миниатюрный вариант взрослой женской одежды, хотя до возраста двух‑трех лет они не носили корсетов (и даже позже корсеты для девочек были не столь жесткими). Детские платьица застегивались на спине и не имели шнуровки впереди[133].

Как ни рад был король обретенной дочери, ему все же нужен был наследник. И он продолжал регулярно посещать постель Екатерины, несомненно сознавая, что ее плодовитость стремительно угасает. Два года прошли бесплодно, но весной 1518 года у королевы появились основания надеяться на новую беременность. Генрих сообщил новости Вулси в апреле. Вскоре после этого он вместе с женой уехал из Лондона, чтобы не заразиться потницей. Вместе с небольшим количеством придворных королевская чета провела лето в различных загородных домах, гостя у своих придворных. Беременность Екатерины развивалась, у короля зародилась «великая надежда». Шли приготовления к ее «заточению» в Гринвиче.

Взгляды всего мира вновь устремились на Англию. Венецианский посол в Лондоне, Себастьян Джустиниан, писал Папе Римскому в конце октября о том, что роды королевы приближаются и что он надеется, что ребенок будет мальчиком, чтобы «король мог свободно заняться любым великим предприятием». Рождение наследника было величайшей мечтой Генриха, но надеждам этим не суждено было сбыться. В следующем месяце Екатерина родила девочку и снова на месяц раньше срока. Джустиниан сообщал о «разочаровании» подданных Генриха, которые «ожидали принца»[134]. Через семь дней девочка умерла. Пять из шести беременностей Екатерины завершились либо мертворождением, либо смертью младенцев.

Екатерине исполнялось тридцать три года. Ее надежды родить мальчика стремительно таяли. Возрастная пропасть между ней и Генрихом становилась непреодолимо широкой. Фертильный возраст королевы истекал, а супруг ее находился в полном расцвете сил. И, словно чтобы доказать это, во время последней беременности Екатерины Генрих начал (или продолжил) роман с Бесси Блаунт. Ко времени рождения девочки любовница короля уже носила его ребенка. Если королева не могла дать ему сына, может быть, это сделает другая женщина?

В начале 1519 года Генрих обсудил этот деликатный вопрос со своим главным министром, Томасом Вулси. Бесси Блаунт явно была беременна, и ее отослали от двора, чтобы сохранить тайну. Генрих просил, чтобы Вулси обеспечил Бесси благополучные роды. Конечно, ни о каком «заточении», подобном королевскому, речи не шло, но Генрих беспокоился о здоровье своего незаконнорожденного ребенка и стремился устроить Бесси с максимально возможным комфортом.

Знала ли Екатерина о рождении королевского бастарда, нам неизвестно. Генрих спрятал свою любовницу в августинском приорате Святого Лаврентия в Блэкморе, графство Эссекс. Вполне возможно, что он отправил ее так далеко, чтобы уберечь достоинство королевы, а не чтобы держать ее в неведении. И королю это удалось. Мы можем только предполагать, что Бесси родила ребенка в июне 1519 года.

Генриху нелегко было удержаться от искушения устроить пышное празднество при дворе. У него были все основания ликовать. Бесси дала ему то, чего он так жаждал более десяти лет: здорового сына. Невозможно было найти для этого лучшего времени. Так считали все, кроме Екатерины. Последняя неудача, после которой новая беременность никак не наступала, стала доказательством того, что проблема кроется не в короле, у которого появился здоровый сын, но в его жене.

Хотя придворных празднеств и не было, но Генрих твердо дал понять миру, что Бесси родила его ребенка. И все же крещение было таким же тайным, как и роды. Крестным отцом мальчика стал главный министр Вулси. Отцовство Генриха стало еще более очевидным, когда ребенку дали имя Генри Фитцрой. Рождение сына стало кульминацией романа Генриха и Бесси Блаунт, но одновременно и его концом. Через несколько недель король выдал ее замуж за Гилберта Тейлбойза, наследника Джорджа, лорда Тейлбойза из Кайма в Линкольншире[135].

А тем временем, поскольку супруга никак не могла дать королю сына и наследника, Генрих задумался о способах укрепления собственной династии другими путями. В первые годы своего правления, желая сделать свой двор самым блестящим в мире, он много средств потратил на создание центра культуры, искусства, роскоши и блеска. Не удовлетворившись множеством унаследованных им королевских дворцов, он решил построить новые. Генрих был самым страстным строителем среди Тюдоров. За время его правления количество королевских дворцов выросло с двенадцати до пятидесяти пяти. Большинство замков было построено в бургундском стиле. В их облике ощущалось влияние итальянского Ренессанса – «античные» орнаментальные мотивы.

Одним из самых ярких дворцов Генриха стал Нонсач в Саррее. Дворец должен был прославлять величие династии Тюдоров – отсюда и его название: в мире нет другого такого дворца. Дворец имел ряд внутренних дворов и высокие восьмиугольные башни по бокам. Все стены были украшены стукко. Неподалеку, в Уолтоне в Саррее, Генрих приобрел величественный особняк Оутлендс и превратил его в настоящий роскошный дворец. В центре Лондона Генрих «скупил все поля близ Сент‑Джеймса и построил красивый особняк с парком и множество дорогих и просторных домов для великого наслаждения»[136].

Король также перестроил и украсил унаследованные дворцы. В самом древнем Виндзорском замке он переделал часовню Святого Георгия. Но Виндзор всегда казался Генриху мрачным, и бывал он здесь крайне редко. «Мне кажется, что я в тюрьме, – однажды пожаловался он. – Здесь нет галерей и садов, где можно гулять»[137]. Гораздо больше ему нравился Хэмптон‑Корт. Дворец был построен Вулси, а затем передан Генриху, который активно занимался его перестройкой и расширением. Он построил величественный Большой зал, новые королевские покои, большую площадку для турниров, крытый теннисный корт и другие спортивные площадки. Он хотел иметь идеальный дворец для наслаждений и личного отдыха. Ко времени завершения работ в Хэмптон‑Корте насчитывалось не менее восьмисот залов, украшенных гобеленами и обставленных изысканной мебелью. Этот дворец был создан для того, чтобы вызывать восторг.

Генрих заботился о том, чтобы все его дворцы были обставлены прекрасной мебелью и отделаны дорогими тканями. Король особенно любил гобелены. К концу его правления в королевской коллекции насчитывалось более 2000 гобеленов[138]. В одном лишь Хэмптон‑Корте висело 430 гобеленов. Один цикл («История Авраама») оценивался в колоссальную сумму 8000 фунтов и по стоимости уступал лишь сокровищам короны[139]. Сотканные из шелковых нитей золотого, серебряного, красного, синего, зеленого и других ярких цветов, гобелены поражали воображение гостей и придворных – особенно в свете свечей.

Гобеленами и шпалерами, украшавшими королевские дворцы, занималась целая команда опытных мастеров. В нее входили двадцать шесть ливрейных портных и десять мастеров гобеленов. В отличие от тех, кто занимался королевской одеждой, эти люди работали лишь с июня по сентябрь. Их задачей было сохранение драгоценных гобеленов от жары и света. Это был редкий пример бережливости Генриха, который тратил деньги на свой гардероб, не считая.

В конце правления Генриха VIII была сделана опись его имущества. В ней числится 800 ковров, из которых сто являлись «великими коврами». То есть имели размеры 4,5 на 10,5 метра. Эти ковры использовались не только для полов, но и для столов. Многие были украшены тюдоровскими розами, античными фигурами и другими символическими мотивами. Один особо роскошный ковер был сплошь заткан золотыми и серебряными нитями. Центральная розетка и кайма из зеленого бархата были расшиты золотом и жемчугом, а в розетках из малинового атласа красовались белые и красные розы. Большинство окон в королевских дворцах имело ставни, но окна «тайных покоев» короля закрывались занавесями из драгоценных тканей.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 58; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!