Глава 5. АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ ПЛАТОНОВ (1899-1951)

Вера в детство, трактовка детства как не только прекрас­ной и неповторимой поры человеческой жизни, но и как наилучшего проявления того, что делает человека человеком, свойственна книгам А.П.Платонова для маленьких читате­лей: «Июльская гроза» (1940), «Солдатское сердце», «Волшеб­ное кольцо» (1950) — всего вышло более двадцати книг писа­теля для детей.

А.П. Платонов воспевал умного, преданного своему делу мастера, творца. Любовь к технике, к делу для него, как лю­бовь крестьянина к земле, — первооснова жизни. Повести «Епифанские шлюзы», «Сокровенный человек», «Происхож­дение мастера», «Ямская слобода» и др.; очерк «Впрок», не понравившийся Сталину и поэтому разруганный критикой;

романы «Чевенгур», «Ювенильное море», «Джан» (1934); бо­лее ста рассказов, очерков, четыре пьесы, шесть киносцена­риев, большое число сказок, десятки литературно-критичес­ких статей — таков далеко не полный перечень произведе­ний выдающегося русского советского писателя. Пьесы «Высокое напряжение» (написана в 1932 году), «14 красных избушек» (1936) включаются в современный репертуар теат­ров юного зрителя. Во время Великой Отечественной войны писатель был корреспондентом газеты «Красная звезда». Пос­ледние годы провел в бедности, выброшенный из литературы.

А начинал он как поэт. Одно из его стихотворений (сбор­ник «Голубая глубина», 1922) называется «Во сне»:

 

Сон ребенка — песнь пророка.

От горячего истока

Все течет, течет до срока,

И весна гремит далеко.

Ты забудешь образ тайный,

Над землею неба нет.

Вспыхнет кроткий и печальный

Ранней просини твой свет.

Ты ушел один с дороги,

Замер сердцем и упал,

Путь в пустыне, зная, долгий,

Ты, родной мой, тих и мал...

 

 

В лице А. Платонова мы имели писателя-мыслителя. Его талант — в одном ряду с великими писателями прошлого и нынешнего веков. Его произведения даруют счастье обще­ния с большим искусством, а через него — проникновения в жизнь, в ее сложнейшие исторические противоречия. Худо­жественный мир писателя многогранен, многокрасочен. Не­редко суров. Метафоричен, а следовательно многозначен.

1925—1935 годы — самое плодотворное творческое деся­тилетие писателя, хотя и в последующие 40-е он работал не­истово, неизменно строго относясь к себе и к делу своей жизни — к творчеству. Писатель Виктор Полторацкий, не раз встречавшийся с А. Платоновым на фронтах, во вступи­тельной статье к сборнику произведений военного времени, составленному дочерью писателя (Платонов Андрей. Смерти нет. — М.: Сов. писатель, 1970), с полным основанием пи­шет: «Андрею Платонову было за сорок лет, когда началась вторая мировая война. К тому времени он был уже известен в литературе как тонкий, своеобразный художник, с пронзи­тельной остротой чувствующий тревоги и радости мира и стре­мящийся выразить их по-своему. Его привлекали такие кол­лизии, которые с наибольшей полнотой помогали раскрыть и понять механику движения жизни». С такой позиции наиболее плодотворно современное прочтение Платонова. При освоении его творчества нас подстерегает опасность иска­зить идеалы писателя, обусловленная новым, вторым его от­крытием после нынешней публикации романов, написанных в 30-е годы. Даже собственно платонововеды в наши дни не избежали в анализе «Котлована», «Чевенгура» той эмоцио­нальности первооткрытия идеалов писателя, которая ведет к крайностям необоснованных суждений, что накладывает от­печаток и на трактовку рассказов для детей.

Да, Андрея Платонова моя'но признать самым метафо­ричным русским советским писателем. Литературовед С.Се­менова справедливо замечает, что сила влечения и читате­лей, и исследователей к платоновской прозе «во многом оп­ределяется той загадочной глубиной смысла, которая мерцает за поражающей всех вязью его мыслеслов» (Новый мир. — 1988. — № 5. — С.218). Однако как бы ни была трудно распу­тываема вязь слов-мыслей, образуемых писателем, в итоге ценен нравственный смысл, выносимый человеком из труд­ной работы — прочтения платоновской прозы. Важны лич­ные читательские выводы, соответствующие идеалам писате­ля, оценка той действительности, которая стала предметом его исследования. В этом работа С.Семеновой далеко не бес­спорна. В ней увлеченность анализом метафоричности заби­вает мысли о нравственной, гуманистической позиции писа­теля. Вырабатывая свой подход к творчеству А. Платонова— детского писателя, полезно сравнить точку зрения С.Семеновой с той, которая выражена в уже названной статье В.Полторац­кого «Андрей Платонов на войне», посмотреть исследование Ю.Н.Давыдова «Андрей Платонов и «русская хандра» (Лите­ратурная газета. — 1988. — 19 октября), материалы в «Во­просах философии» (1989, №3) «Андрей Платонов — писа­тель и философ», публикацию «Чтобы слово не убивало», подготовленную Михаилом Гольденбергом (Советская куль­тура. - 1989. - 2 сент.)...

Метафоричность, многослойность прозы Платонова, ее особый язык, изобилующий своеобразными словообразова­ниями, интонационная полифония — все побуждает к фило­софскому осмыслению нравственных идеалов автора и той жизни, которую он исследует и воспроизводит неповторимо, по-своему. Важно постараться увидеть главное: нигде Плато­нов не отождествляет с народными мыслями, установками те идеи «костра классовой борьбы», которые утверждают догма­тик Софронов, Чепурной (по прозвищу Японец), «мечено­сец» Копенкин в «Чевенгуре».

Перед фактом всего переживаемого ныне необходим но­вый уровень понимания, общения, гражданского согласия, сплоченность, соборность, не позволяющие иррациональной стихии захлестнуть то, что составляет силы созидания, дви­жения вперед. Массированность все новых и новых страш­ных фактов из жизни без постижения источников их антигу­манизма, без привнесения в юное развивающееся сознание веры в добро, без пробуждения совести и личностно значи­мой ответственности за свое поведение перед собой и други­ми все это истончает грань между добром и злом, между сво­бодой и разнузданной вседозволенностью.

Гуманистическое искусство, благодаря его возможности гармонизировать духовный мир человека, является предупреж­дением нравственного, общественного инфантилизма, лекар­ством от душевной черствости. Эта способность-очищения и возвышения в особой мере присуща литературе, театру, кино для детей, потому что заложена в их природе, предопределена их эстетической спецификой. Талантливый детский писатель учитывает природное свойство своего читателя — потребность познавать мир, самого себя, свое место и назначение в нем. Он вдохновлен возможностью помочь ребенку самому себя совершенствовать, самому себя образовывать и, в случае склон­ности ко злу развивать в себе нравственные качества, ему про­тивостоящие. В этом — главная задача и обязанность человека на всех этапах его жизни. Но именно в детстве — истоки ее осмысления, признания своей жизненной программы. Поэто­му бесценна роль доброй книги, как и гуманистически на­правленных произведений других искусств, в детстве, в отро­честве. Поэтому органичны антиэгоистический пафос и па­фос самопознания, нравственной самооценки в творчестве талантливых детских писателей, драматургов, режиссеров. В этом — одна из главных установок, нравственных традиций русской, советской и мировой классики. Вспомним заповедь Л.Н.Толстого: «Чтобы каждый день любовь твоя ко всему роду человеческому выражалась бы чем-нибудь». Гениальный пи­сатель, педагог, мыслитель, чье творчество сегодня крайне со­временно, считал нравственным законом жизни каждого че­ловека любовь, побуждающую к доброму действию. Близок такой подход к цели своего творчества и А. Платонову.

Идея беспредельной ценности человеческой личности — доминантная для А. Платонова. Ценность же человека, по Платонову, предопределяется его готовностью и способнос­тью жертвовать собой ради любви к ближнему, ради вопло­щения в жизнь нравственных, социальных идеалов («Сокровенный человек», «Рождение мастера», «Одухотворенные люди» и др.). Чтобы жить для других, надо, чтобы твоя соб­ственная жизнь была достойна доброго отношения других. В этом ядро философских и нравственных взглядов писателя. Исходя из них, он определяет движение души, конкретные действия, поступки героев, названных повестей и таких, к примеру, несопоставимых по жизненному материалу расска­зов, как «Песчаная учительница», «Маленький солдат».

Юная учительница Мария Никифоровна и девятилетний сын полковника и военврача — дети разного времени: при­частность первой к большой социальной жизни начинается в 20-е годы, вскоре после революции; девятилетний Сережа оказался участником Великой Отечественной войны. Каж­дый из них самостоятельно распоряжается собою, своей жиз­нью. Сами делают выбор. Свой самоотверженный выбор, потому что душа каждого из героев «голодает» по добру, жива самоотдачей для других, для победы жизни над смертью. Судь­ба Сережи трагична, близка к судьбе маленького разведчика Ивана из повести В.Богомолова «Иван». Но если В.Богомо­лов подчеркивает, что мальчик мстит фашистам за смерть близких и поэтому не может уехать с фронта в тыл, то А.Пла­тонов мотивирует самоотверженные осознанные действия мальчика жалостью к своим родителям, погибшим на его гла­зах, жалостью ко всем, погибающим на фронте. Это два пси­хологических нюанса, помогающих понять, как глубоки лич­ные переживания ребенка, способного подняться до высоты социального, нравственного анализа жизни.

А.Платонов подчеркивает бескомпромиссность чувства, невозможность его изменить ради рационального, точнее, ра­зумного решения — расчета. В преданности чувству, в силе чувства — главного мотива поведения писатель видит одно­временно и силу, и слабость ребенка, его ранимость: «Эта слабость детского, человеческого сердца, таящая за собой постоянное неизменное чувство, связывающее людей в еди­ное родство, — эта слабость означала силу ребенка...» Чувст­во, непосредственность, интуиция ребенка, инстинктивная нравственная реакция поднимают его до высшего проявления общечеловеческой родовой сущности человеческого. В этом особая сила и ценность детства. Может быть, одна из самых замечательных установок этих и других произведений писа­теля — признание за нравственностью, составляющей смысл искусства, созидательной силы не только саморазвития, ду­ховного, социального самодвижения личности, но и произ­водительной силы в масштабах общества, государства, человечества. Производительной силы, которая может иметь и положительное и разрушительное действие. Именно это ко­нечное действие и составляет главную заботу художника: «Ра­бочий человек должен глубоко понимать, что ведер и паро­возов можно наделать сколько угодно, а песню и волнение сделать нельзя. Песня дороже вещей, она человека к человеку приближает. А это трудней и нужнее всего». В этом и выра­жается созидательная сила искусства, производящая главное — человеческое, бессмертное в людях — их единение в уси­лии к жизни, их силу жизни.

Ни одно из произведений Платонова, будучи крайне ак­туальным в период написания и в наши дни, не было лишь реакцией на злободневную тему, лишь заботой дать духов­ное, эмоциональное потрясение и ребенку, и взрослому, хотя все творчество писателя — результат его потрясенного созна­ния, открытости его безмерно великого сердца, разрываю­щегося от боли за людей. В повести «Возвращение» читаем:

«Он узнал вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и дей­ствительнее. Прежде он чувствовал жизнь через преграду само­любия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажившимся сердцем». Прикосновение к жизни «обна­жившимся сердцем» придает прозе А. Платонова заразитель­ную эмоциональность, беспредельность сопереживания. Та­ковы его герои. Таков их создатель. Он исходит из убежде­ния: «... Задача всякого человека по отношению к другому человеку, и поэта в особенности (выделено мною. — Т.П.), не только уменьшить горе и нужду страдающего человека, но и в том, чтобы открыть ему жизненное, реально доступное счастье. В этом именно и есть высшее назначение человечес­кой деятельности». Всякой деятельности, а художественного творчества — в наибольшей степени, ибо оно и есть проявле­ние истинно человеческого в человеке, проявление и выяв­ление нашей родовой сущности и жизненно необходимой родовой соборности, взаимопонимания, взаимоодухотворе­ния: «...без меня народ неполный», как и я сам, если отчуж­ден от него, если руководствуюсь в действиях побуждения­ми, противоречащими нравственности.

Сегодня, может быть, как никогда прежде, нужно, чтобы наши дети с младых ногтей освоили общечеловеческие идеа­лы нравственности: «не укради», «не убий», «чти отца свое­го», не делай зла людям, не обижай слабого, не разрушай сделанного другими, не губи природу, береги все живое в ней, ибо ты не только ее частица, ты — ее сын и хранитель. Разве не разъясняли все это тысячи раз детям, начиная с ясельного возраста? Так почему же лучшие из них взывают о по­мощи, став подростками? Почему трудно быть молодым? Видимо, нравственное не становится содержанием внутрен­него «я», если только вдалбливается, если только деклариру­ется, объясняется. Надо, чтобы нравственные понятия впи­тывались как нормы бытия с самого нежного возраста и на уровне сознания, и на уровне подсознания, эстетическою личностно ценного переживания. А это и есть специфичес­кий канал воздействия искусства, общения человека с под­линным искусством.

...Говоря о становлении личности Марии Никифоровны героини рассказа «Песчаная учительница», в отроческие годы, А.Платонов так оценивает их: «самые неописуемые» годы в жизни человека, «когда лопаются почки в молодой груди и распускается женственность, сознание и рождается идея жизни (выделено мною. — Т.П.). Странно, что никто никогда не помогает в этом возрасте молодому человеку одолеть мучаю­щие его тревоги; никто не поддержит тонкого ствола, кото­рый треплет ветер сомнений и трясет землетрясение роста. Когда-нибудь молодость не будет беззащитной». В эти годы «человек шумит внутри», — пишет автор рассказа в 1927 году. Любя свою героиню, сочувствуя ей, писатель деликатно вы­страивает ее характер, заражающий «крепостью», мужествен­ностью, поражающий самоотверженностью без жертвеннос­ти. «Долгие вечера, целые эпохи пустых дней сидела Мария Никифоровна и думала, что ей делать в этом селе, обречен­ном на вымирание. Было ясно: нельзя учить голодных и боль­ных детей». Учительница понимала, что жители пустыни «пой­дут куда угодно за тем, кто им поможет одолеть пески», обу­чит «искусству превращать пустыню в живую землю». Не ее это было дело. Но юная учительница не могла быть равно­душной к боли других.

Чужая боль, беда были страшнее, сильнее личного горя. вызванного невозможностью делать свое дело, одиночеством, заброшенностью. Соучастливость и придала Марии Ники-форовне ту «молодую злобу», благодаря которой она бесстраш­но схватилась с кочевниками, вытаптывавшими все живое вокруг Хошутова, где работала учительница. Она убедила крестьян всех до единого заняться посадками, и через два года зеленью «заютили неприветливые усадьбы». Не свое дело выполняла учительница. Но перед ней не возникал актуаль­ный для современных юных прагматиков вопрос: «Что я буду с этого иметь?» Мария Никифоровна естественно станови­лась счастливой, когда от ею организованного дела другим

стало уютно, сытно, приятно... Поняв и приняв как свою судьбу «безысходную судьбу двух народов, зажатых в барха­нах песков», Мария Никифоровна соглашается работать еще более далеко, в глубине пустыни. Принимая ее великодушие, «завокроно» смущенно признается: «Я очень рад, мне жалко как-то вас и почему-то стыдно...» Так оттеняется тихий геро­изм жизненной позиции, самоотверженность учительницы. Ее образ вызывает уважение и, не побоимся громкого слова, восхищение и сочувствие.

Из сегодняшнего небедного прагматизмом дня образ этот воспринимается идиллически. Но такая идиллия «в наше вре­мя в высшей степени полезна. Как хорошо было бы, чтобы хотя бы частица эгоизма наших юных рациональных деву­шек потеснилась бы в пользу такой нравственной идиллии. Молодая учительница из рассказа Платонова напомнила мне собственную юность. Я, как и Мария Никифоровна, не чув­ствовала себя обиженной, обойденной счастьем». Слова, взя­тые в кавычки, принадлежат М.П.Прилежаевой. С ней был у меня разговор о герое детской, юношеской книги, об образе девушки из рассказа «Песчаная учительница», когда в изда­тельстве «Молодая гвардия» готовилась к выпуску в свет авто­биографическая повесть М.П.Прилежаевой «Зеленая ветка мая». «Идея жизни» юной героини из повести «Зеленая ветка мая» родственна той «идее жизни», которая руководила мыс­лями, поступками песчаной учительницы. Такая перекличка писательских позиций, интонаций не случайна — в этом одно из подтверждений ее жизненности.

Детские рассказы и сказки убеждают, что любимый герой А. Платонова — обыкновенный «маленький» человек. Писа­тель исследует его преданность труду, состояние души, умо­настроение, трактует труд как высшее проявление разума, как источник воспитания души, как силу созидания человечес­кого в человеке. Труд разумный, оцениваемый результатами. Труд как деяние, как проявление жизни. Сам человек в его социо- и биогенезе, все, что его окружает, от чего он неотде­лим: земля, деревья, цветы, небо, звезды, ветер, вода, выра­щиваемые людьми урожаи и само поле, камень на нем и тре­щина от засухи, — все в рассказах, в повестях А. Платонова живет, действует и взаимодействует между собой и с челове­ком. Не только физически. Прежде всего — духовно.

Писатель обладал трепетной душой ребенка и философ­ским мышлением ученого. Умел удивляться жизни гниюще­го пня, разговаривать с ним как с живым, одухотворяя его. А увидев растущий из камня нежный цветок, начать размышления о вечности бытия, о бесконечности движения мате­рии, о взаимозависимости всего сущего не только на земле, но и в масштабах космоса. За внешней наивностью и просто­ватостью его героев — глубина мысли, обжигающая радос­тью первооткрытия. Именно эта установка в анализе детских рассказов писателя особенно актуальна и необходима для приобщения к ним современного маленького рационалиста:

он рано получает огромную разнообразную информацию, но эмоционально обкраден; он ловко пользуется игральными автоматами, убивая из пушки птицу, но не умеет видеть ее полета в небе, не привыкает в детстве любоваться гордым раз­махом ее красивых крыльев, далеко не всегда испытывает жа­лость к ней — качество души, особенно ценное в наше время заметного отчуждения людей друг от друга и от природы.

Дети в рассказах А. Платонова бесконечно любознатель­ны. Маленький Антошка («Июльская гроза») хочет понять, как могло что-нибудь быть прежде него самого, когда его не было. Что же все эти предметы, с которыми он так близок, делали без него? Они, наверное, скучали по нему, ожидали его. Мальчик живет среди них, «чтоб они все были рады». А Егор в рассказе «Железная старуха» «спать не любил, он лю­бил жить без перерыва, чтоб видеть все, что живет без него, и жалел, что ночью надо закрывать глаза и звезды тогда горят на небе одни, без его участия». Егору хочется участвовать во всем. Ко всему быть ощутимо, заметно причастным. Во всем разобраться. Всему пригодиться.

Герой рассказа «Сухой хлеб» видит, что земля сохнет без дождей. Хлеб пропадает. Он потрясен. Мальчик не произно­сит слов. Он просто начинает разрыхлять землю у корней хлебных росточков. Смешно? Нет. Растет хозяин. Заботли­вый. На него можно положиться. Хотя современным рацио­нально мыслящим детям мальчик нередко кажется наивным:

«Смешно. Он глупый. Разве может один человек поле разрых­лить? Да еще без трактора. Я совсем бы не стал такую глупость делать», — так заявил современный эрудит, ровесник героя рассказа, в беседе о прочитанном произведении. Великая сила и ценность рассказов А. Платонова именно в том, что он по­буждает современного ребенка, умеющего нажимать кнопки игральных автоматов, хотя бы ненадолго остановиться, заду­маться: а какая она, молния? А почему и зачем радуга? Как она стала разноцветной? Что за цветок вырос из камня? Поче­му он вырос именно здесь? Чем он питается?

«Неизвестный цветок» — так называется один из удиви­тельных поэтических рассказов. Вслушаемся в его мягкую, ласкающую интонацию: «Жил на свете маленький цветок. Никто и не знал, что он есть на земле. Он рос один на пусты­ре, коровы и козы не ходили туда, и дети из пионерского лагеря там никогда не играли. На пустыре трава не росла, а лежали одни старые серые камни и меж ними была сухая мертвая глина». Так начинается рассказ. Спокойно, нетороп­ливо. Писатель не интригует читателя. Он приглашает к раз­мышлению, к поиску ответа на вопросы о жизни — о добре, о красоте, о том, что неравнодушие украшает и человека, а в итоге благодаря заботе человека обо всем живом — и землю. «В черной доброй земле из семян рождались цветы и травы, а в камне и такие семена умирали», — размышляет писатель. А цветок — живой. Он тоже имеет свои законы жизни: «Днем цветок сторожил ветер, а ночью росу. Он трудился день и ночь, чтобы жить и не умереть. Он вырастил свои листья большими, чтобы они могли останавливать ветер и собирать росу. Однако трудно было цветку питаться из одних пылинок, что выпали из ветра, и еще собирать для них росу. Но он нуждался в жиз­ни и превозмогал терпеньем свою боль от голода и усталости».

Превозмогал терпением боль... Помочь бы ребенку-чита­телю задержать здесь свое внимание и представить, вообра­зить, как цветок «терпит» «свою боль от голода и усталости». Нет, не для того, чтобы потом упрекнуть, что он, наш чита­тель, не умеет сам свою боль превозмочь и вообще он — «глупее цветка». Задержать внимание, чтобы пробудить во­ображение. Чтобы увидеть цветок живым, трепетным и бью­щимся за жизнь. Чтобы когда-нибудь нога сама останови­лась и не примяла цветок, если вдруг он окажется на пути. Чтобы рука не потянулась сама собой сорвать цветок и бро­сить. Подумаешь, былинка... Мне вспоминаются занятия де­тей в Японии, называющиеся на первый взгляд странно: лю­бование красотой. Дети идут на прогулку в природу. Молча любуются красотой: плывущим облаком, шелестящими лис­тьями на ветру, цветком сакуры... Рассказы А. Платонова — неповторимый урок любования живой природой. Только надо помочь детям читать их медленно. Помочь задержать свой внутренний взор в тот момент, когда цветок собирает росу, представить, как его большие листья пытаются остановить ветер... Ведь с этого и начинается способность чувствовать себя частью природы, готовность нести ответственность за нее.

А.Платонов вводит читателя в сложнейшие философские мысли о смысле жизни, о ее необратимости, о целесообраз­ности всего в природе. Побуждает задуматься над альтерна­тивностью позиции: жажда жизни хрупкого цветка и легкость его гибели от неосторожной, от неумной руки человека... Пус­тырь, где рос один неизвестный цветок, через год стал совсем другим: «он зарос теперь травами и цветами, и над ним летали птицы и бабочки. От цветов было благоухание, такое же, как от того маленького цветка-труженика». Но заметим главное:

«Меж двумя тесными камнями вырос новый цветок — такой же точно, как тот старый цветок, только намного лучше его и еще прекраснее. Цветок этот рос из середины стискивавшихся камней, он был живой и терпеливый, как его отец, и еще сильнее отца, потому что он жил в камне». Вот в чем суть:

«живой и терпеливый», «как его отец, и еще сильнее отца...».

Идея непрерывности бытия. Изменения форм жизни при ее бесконечности. К ней ведет писатель маленького читате­ля, веря, что тот все поймет. Не может не понять, если мысль его раскована. Если воображение свободно. Если читатель за словом видит картину, а в ней — дыхание жизни.

Сами дети — герои А.Платонова неотрывны от земли, от среды, в которой живут. В этом их сила. Удивительная устой­чивость. Их любознательность, их мысль ничем не стеснены. Мысль и чувство живут в движении к истине. Трудно, прав­да, бывает мальчишке, если живет он в деревне, где все заня­ты своим делом и некому отвечать на все бесконечные дет­ские «отчего» и «почему». Вот, например, Афоня в рассказе «Цветок на земле» не дает старому дедушке спать. Мальчик хочет все узнать о жизни, понять, как она начинается, поче­му не кончается. Ему необходимо найти ответ на самые раз­ные вопросы, и все они — о смысле жизни. Общей челове­ческой жизни, а отнюдь не только детской.

«Проснись, дедушка, скажи мне про все», — просит Афоня. Дед проснулся с трудом, пошел с внуком в поле. Остановился около цветка, чтобы обратить на него внимание внука. «Это я сам знаю, — протяжно сказал Афоня. — А мне нужно, что самое главное бывает, ты скажи мне про все! А это цветок растет, он не все!

Дедушка Тит задумался и осерчал на внука.

— Тут самое главное тебе и есть!.. Ты видишь — песок мертвый лежит, он каменная крошка и более нет ничего, а камень не живет и не дышит, он мертвый прах. Понял теперь?

— Нет, дедушка Тит, — сказал Афоня, — тут понятного нету.

— ...А цветок, ты видишь, жалконький такой, а он живой, и тело себе он сделал из мертвого праха. Стало быть, он мертвую сыпучую землю обращает в живое тело, и пахнет от него самого чистым духом. Вот тебе и есть самое главное дело на белом свете, вот тебе и есть откуда все берется. Цветок этот — самый святой труженик, он из смер­ти работает жизнь.

— А трава и рожь тоже главное делают? — спросил Афоня.

— Одинаково, — сказал дедушка Тит».

Цитирую А.Платонова, чтобы доставить удовольствие по­чувствовать интонацию диалога героев, мудрого старика и не менее мудрого дошкольника; чтобы услышать голос каждого из них и таким образом почувствовать: писатель с детьми ведет по сути философскую беседу о самом главном — о жиз­ни, о ее истоках. Писатель убеждает маленького читателя, что «делать жизнь», способствовать жизни и есть главное назначение всего живого и, конечно, каждого человека. Так формируется с детства склонность к осмыслению жизни в разных формах проявления, к пониманию целостности и вза­имозависимости всего живого. Благодаря такому постижению смысла всего сущего рождается сознание ответственности за жизнь на земле, потому что каждый из нас — ее частица, ее дочь или сын и ее сберегатель.

Чтение рассказов А. Платонова с установкой на решение современных задач воспитания очень плодотворно. В наше время крайне важно побуждать детей к целостному представ­лению о жизни, к пониманию и биологических, и историчес­ких, и социальных взаимозависимостей. Особенно ценно по­мочь современным детям почувствовать свою близость к дере­венским мальчишкам из рассказов А. Платонова и потому, что платоновское ощущение причастности человека к природе, его зависимость от земли в наше время почти утеряны и теми, кто еще умеет любоваться красивым закатом, но уже давно не бе­гал по земле босиком, не имеет опыта способствовать жизни растений, животных, зверей своими руками.

Те, кто знал А.Платонова лично, вспоминая о нем, гово­рят, что был он внешне чем-то похож на мастерового. На рабочего человека. Таков он и на фотографиях. А глаза? Пол­ные грусти и тепла. Озабоченности и доверчивости. Мягкое, доброе лицо. И какая-то особая сила притяжения во взгляде. «Видит насквозь», — говорят в народе о таких глазах. Писа­тель и человечен предельно поэтому: видел все насквозь и предвидел, увы, многое, несказанно тяжкое, губительное. Открывая писателя детям, хорошо бы, однако, обратить вни­мание на особую силу обаяния его личности. В ранее упоми­навшейся статье В.Полторацкого читаем:

«Был он мягок и прост в обращении, умел найти свое слово для каждого — будь то солдат, генерал, старуха крестьянка или ребенок. Говорил глуховатым, низким голосом, спокойно и ровно. Но порою бывал и резок, колюч, всегда абсолютно нетерпим к фальши и хвастовству. Цепкий, острый взгляд его насквозь видел собеседника. Особенно душевно умел Платонов разговаривать с солдатами—тружениками вой­ны. Мне помнится его разговор с саперами, наводившими переправу на Горынь-реке. Меня поразило тогда глубокое профессиональное зна­ние писателем того дела, которым были заняты эти солдаты. Да, веро­ятно, не только меня, а и солдат, увидевших в военном корреспонденте своего, рабочего человека.

Когда случалось останавливаться на ночлег в крестьянской хате, Платонов проникался заботами хозяев: запросто нарубит дровец, под­берет во дворе не у места брошенную лопату, достанет воды из колод­ца... Те из читателей, которые захотят по произведениям Платонова представить себе хронику войны, не смогут этого сделать. Платонова привлекало не описание военных действий, а философская сущность их, корневые глубины тех действий, которые определяли действия и поступки людей на войне»[cxxiii].

Именно корневые источники человечности. Родство че­ловека и природы. Взаимопонимание и близость людей и всего живого на земле. Таковы доминантные установки творчества А. Платонова.

В рассказе «Сержант Шадрин» (история русского молодо­го человека нашего времени) читаем: «Шадрин знал, в чем есть сила подвига. Красноармеец понимает значение своего дела, и дело это питает его сердце терпением и радостью, превозмогающими страх. Долг и честь, когда они действуют, как живые чувства, подобны ветру, а человек подобен ле­пестку, увлекаемому этим ветром, потому что долг и честь есть любовь к своему народу, и она сильнее жалости к само­му себе». Удивительно и прекрасно это уподобление челове­ка и лепестка, увлекаемого ветром. Отождествление личного долга, чести с любовью к народу, которая всегда «сильнее жалости к самому себе». Писатель видит и утверждает как высший нравственный идеал способность созидающей душу самоотверженности: человек, способный дарить свои чувст­ва, свои силы людям, созиданию жизни, прекрасен. Дарение творит силу души и радость бытия — радость созидания. Сер­жант Шадрин — участник многих смертельных сражений. Не раз был ранен, лечился в госпиталях. Прошагав в боях тыся­чи верст по родной земле, он понимал: война для него свя­щенна, потому что ее цель — «чтобы снова выходить Родину и переменить ее судьбу — от смерти к жизни».

Идеал творчества талантливого писателя именно в этом: постоянно работать, чтобы менять судьбу Отечества от смер­ти к жизни. Важно, чтобы готовность к этой созидательной работе формировалась именно в детстве. По Платонову, «свя­щенно существо солдата, как священна мать». Такое благо­говейное отношение к матери, к Родине, к труду во имя жиз­ни — главный пафос и рассказов для детей.

Еще и еще раз думаем

1. В рассказе «Цветок на земле» дед объясняет внуку, что цветок, растущий на песке, «работает жизнь». Как вы пони­маете эту мысль старика? Как можно объяснить детям ее смысл, опираясь на произведения А.Платонова?

2. Можно ли, по вашему мнению, сказать, что героиня рассказа «Песчаная учительница» Мария Никифоровна со­стоялась как личность?

3. В главе приведено утверждение А.Платонова: «Песня дороже вещей, она человека к человеку приближает». Как вы объясните детям смысл этого изречения, используя расска­зы, сказки А.Платонова, М.Пришвина и других близких вам писателей?

Советуем прочитать

Андрей Платонов: Воспоминания современников: Мате­риалы к биографии. — М.: Современный писатель, 1994.

Малыгина Н.М. Художественный мир Андрея Платоно­ва: Учебное пособие. — М., 1995.

Лосев В. В. Андрей Платонов. «Сокровенный человек». «Котлован»//Русская литература. XX век: Справочные мате­риалы: Книга для учащихся старших классов. — М.: Просве­щение, АО «Учебная литература», 1995. — С.273—286.

Полозова Т.Д. Непреходящая ценность детства//Поло-зова Т.Д., Полозова Т.А. Всем лучшим во мне я обязан кни­гам. — М.: Просвещение, 1990. — С.62—71.

Раздел VII

ЛИТЕРАТУРА ДЛЯ ДЕТЕЙ В 40-50-е ГОДЫ

Глава 1. ЛИТЕРАТУРА ДЛЯ ДЕТЕЙ — ЧАСТЬ ЕДИНОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОЦЕССА

Дети и война. С первых недель Великой Отечественной войны на страницах газет и журналов появились полные воз­вышенно патриотического чувства, горячей любви к Отечест­ву стихи А.Твардовского, К.Симонова, А.Суркова, В.Гусева, Н.Тихонова, О.Берггольц, В. Инбер, А.Прокофьева, М. Иса­ковского и многих других поэтов. В этом эмоционально на­сыщенном, патриотическом движении художественной куль­туры, как ее неотделимая часть, жила и литература для детей. В ней самую значительную составную представляли произве­дения о детях—участниках войны и о детях тыла — тружени­ках. Доминантной была мысль о несовместимости воины и детства. Точнее — о детстве, о детях как силе, по природе своей не допускающей военной формы борьбы идеологий. Но война уже шла. Она была развязана не нами. Искусство закономерно включилось в утверждение тезиса о несовмес­тимости войны и детства: дети вынужденно, в силу объек­тивной ситуации став участниками войны, по существу ли­шались детства. Феномен раннего взросления детей в экс­тремальной ситуации, возможно, еще недостаточно изучен психологами. Но в литературе он проявлен более чем убеди­тельно: «Маленький солдат» А. Платонова, «Иван» В.Богомо­лова, «На ялике» Л.Пантелеева, «Сын полка» В.Катаева и многие другие ставшие классическими произведения о непо­стижимой силе мужества, стойкости, выносливости детей-солдат Великой Отечественной войны и тружеников тыла.

«Сын артиллериста» — одно из самых популярных стихо­творений К.Симонова поэтически кратко рисует трагичес­кую судьбу романтического героя, движимого святой непре­одолимой любовью к Родине: «Никто нас в жизни не может/ Вышибить из седла!/... Ты слышишь меня, я верю:/ Смертью таких не взять...» М.Алигер написала в 1942 году поэму «Зоя» об удивительном героизме обыкновенной московской школь­ницы Зои Космодемьянской. До этого, в 1941 году, П.Лидов рассказал о ее подвиге в газетном очерке: «...под конвоем в одной сорочке..., ступая по снегу босыми ногами», измучен­ная пытками, шла она к виселице. Умирая, успела крикнуть собравшимся местным жителям: «Эй, товарищи! Чего смот­рите невесело? Будьте смелее, боритесь, бейте немцев, жги­те, травите!» Анализируя подвиг школьницы, журналист пи­шет: «Она приняла мученическую смерть, как героиня, как дочь великого народа, которого никому и никогда не сло­мить! Память о ней да живет вечно!» Образы других юных героев: Лизы Чайкиной, Александра Матросова, Константи­на Заслонова, братьев Игнатьевых... — тоже запечатлены и в очерках журналистов, и в литературе других жанров. Уже в 1942 году выходят в свет сборники рассказов о Великой Оте­чественной войне: «Ленинградские рассказы» Н.Тихонова, «Рассказы Ивана Сударева» А.Толстого, «Морская душа» Л.Соболева, ряд сборников В.Кожевникова. Публикует свои рассказы К. Паустовский. И взрослые, и дети читают рассказ М.Шолохова «Наука ненависти». В годы войны заметно сбли­жается актуальное чтение взрослых и детей, получают рас­пространение коллективные чтения: собирались для этого в школах вечерами; чтение очерков, новых публикаций разных жанров объединяло соседей.

Небывалый в истории факт: непосредственно к детям об­ращаются журналисты, писатели со страниц периодики, раз­говаривая с юными читателями по насущным проблемам жизни без скидки на возраст. Например, статья В. Васильева «Маленькому гражданину моей Родины»: «Ты должен заме­нить тех, которые погибнут. Придет время, ты подымешь их работу. Ты не можешь быть хуже, чем они. Ты должен учить­ся, учиться и учиться, чтобы с честью занять их место. Ты не можешь терять ни минуты, время идет, и каждый твой шаг должен быть шагом вперед».

Именно так проявляет себя герой рассказа Л.Пантелеева «На ялике» Матвей — Мотя. Леонид Пантелеев — литератур­ный псевдоним Алексея Ивановича Еремеева (1908—1967). Отца Моти, перевозчика через Неву, убило осколком снаряда. Двенадцатилетний сын занял место отца. Теперь он бес­страшно под дождем осколков снарядов перевозит пассажи­ров на лодке через реку. Его точность в работе, как и бес­страшие, проявляются как закономерная норма поведения. А сам Матвей не по-детски, но вполне оправданно характером, с нескрываемой иронией реагирует на вопрос: «Неужели ты не боишься?» Матвеем Константиновичем величают его взрос­лые пассажиры, знающие, что он «и днем и ночью, и в дождь и в бурю», и «под осколками снарядов — всегда на посту: «... Как может этот маленький человек держать в руках эти страш­ные весла? Как может он спокойно сидеть на скамейке, на которой еще, небось, не высохла кровь его отца? Ведь, каза­лось бы, он на всю жизнь должен был проникнуться смертель­ным ужасом и к этой заклятой работе, и к этой лодке, и к веслам, и к черной невской воде. Даже отдаленный орудий­ный выстрел должен был пугать его и холодить жестокой тос­кой его маленькое сердце. А ведь он улыбался. Вы подумайте только — он улыбался давеча, когда земля и небо дрожали от залпов зенитных орудий!..» — рассуждает рассказчик, профес­сиональный военный.

Двенадцатилетний Матвей Константинович не позволяет усомниться, что он не знаком с чувством жертвенности. «Воды бояться — в море не бывать», — отвечает он своему собесед­нику на повторный вопрос: как же это может быть не страш­но работать, если каждую минуту убить могут. «Ну что же! Конечно, могут. Всякое бывает. Могут и убить. Тогда что ж... Тогда, значит, придется Маньке за весла садиться.

— Какой Маньке?

— Ну какой? Сестренке. Она, вы не думайте, она хоть и маленькая, а силы-то у нее побольше, чем у другого паца­на...» Маньке еще не было и десяти лет, хотя и она так же уверенно, ловко, привычно работала тяжелыми веслами. Суть, конечно, не в физической нагрузке. В силе духа! В силе внут­ренней абсолютной преданности делу, чести, памяти отца своего. В силе нравственной преемственности. В естествен­ности и закономерности диктата сердца, который, одновре­менно, — диктат жизни в ее бессмертии.

Матвей, заменивший погибшего отца на переправе, каж­додневно осознанно совершает взятый на себя долг сына своих родителей и матери-Родины. Такова норма бытия. Таков зов души. Двенадцатилетний Матвей Константинович — родной брат по духу, по верности идеалам Александру Матросову. Его подвиг запечатлен в рассказе Л.Пантелеева «Гвардии ря­довой». Автор рассказа о гвардии рядовом Александре Матросове публицистичен, ввиду крайней неординарности под­вига героя, чье имя не может, не должно быть неизвестно сегодняшним мальчишкам. Не должно быть затемнено бес­славными нелепыми смертями в военных действиях мирного времени. Главное сегодня — почувствовать обдуманность аб­солютно отчаянного подвига — закрыть собою амбразуру вра­жеского пулемета. Писатель ради этого удлиняет во времени смертельный бросок Саши: расстояние от своих до вражес­кого пулемета преодолевает сначала группа бойцов. Затем Саша смог «дать резкую короткую очередь по амбразуре». «Облако желтого дыма вырвалось из амбразуры, громовой удар потряс землю и закачал вершины деревьев...» Но пулемет «ожил» в тот момент, когда «бойцы дружно поднялись в рост,... пробежали десяток-другой шагов в сторону дзота». Вот тогда Александр Матросов и принял свое решение: «... Саша Мат­росов выбежал из своего укрытия и с криком: «А, сволочь!» — кинулся к вражескому дзоту...»

Здесь надо вспомнить, что присущее Тимофею и Саше бесстрашие как свойство души каждого из них, как следст­вие абсолютной веры в высокие идеалы, Л.Пантелеев вос­пел, эстетизировал еще в образе героя гражданской вой­ны — в рядовом Пете Трофимове из рассказа «Пакет» (1932). Рассказ написан в сказочной, юмористической манере, что не помешало поэтизировать жизнеутверждающие идеалы, близкие тем, которые определяют непреходящую ценность и реалистических произведений о юных героях Великой Оте­чественной войны. Сам писатель, рассматривая стилистику произведений, анализируя природу юмора и героики еще в конце 30-х годов, в статье «Юмор и героика в детской кни­ге» (1937) утверждал: «Это — вопросы большой литературы. Это вопросы эпоса»; «...нам нужна книга, детская книга во­обще, где были бы и юмор, и героика, и музыка, и настоя­щие человеческие страсти, и большая мысль». Отмеченное свойственно было и литературе военного времени: А.Гайдар (очерки «Дети и война», «Мост», «Переправа»); С.Маршак:

статья «Родные дети», поэма «Быль для детей», стихотворе­ние «Голуби»; стихи С.Михалкова «Мой боец», «Солдат», «Десятилетний человек»... Стихи К.Симонова «Родина» (1942) точно передают вечную ценность торжества идеи о жизнетворящей любви к Родине, сближая литературу об­щую с литературой для детей.

Этот мотив — нерв и поэтического рассказа В.Каверина «Русский мальчик». Одаренный подросток — свидетель и участник войны. Реакция его сознания, память и боль его души — предмет исследования писателя. В.Каверин достига­ет в этом образе обобщения огромной эмоциональной силы, философского обобщения. Рассказ воспринимается и в кон­це XX века как символ и предостерегающее заклинание, воз­никшее на личном (!) знании гитлеровцев. Мальчик испытал ад гитлеровской жестокости и пишет стихи о своем бессмер­тии, воскрешая в них образ своего сверстника, убитого где-то под Москвой, кажется, в Верее...:

«Глубокой ночью этот мальчик встает из могилы. С голубем, сидя­щим на левом плече, он идет навстречу германской армии через ми­нированные поля, колючую проволоку, через рвы и бастионы. «Кто идет?» — спрашивает его фашистский солдат. И мальчик отвечает:

«Месть!»

— Кто идет? — спрашивает его другой. И он отвечает: «Совесть!»

— Кто идет? — спрашивает его третий. И он отвечает: «Мысль!» В него стреляют из винтовок и пушек, самолеты пикируют на него, вокруг падают бомбы и мины. Он идет, и белый голубь сидит у него на плече.

И вот ужас охватывает фашистов. Все говорят лишь о нем. «Вы слышали, русский мальчик с голубем на плече опять появился в 9-й дивизии?» — «Полно, лейтенант, уверяю вас, что это детская сказка». Но он появляется в ту минуту, когда о нем говорят. Он проходит, бледный, неторопливый, с руками, скрещенными на груди, с гроз­ным, укоряющим взглядом. «Я не убивал тебя!» — кричит фашист и падает перед ним на колени. «Я не убивал тебя!» — кричит другой. Мальчик молчит, и они бегут от него и ревут, ревут, как быки, от непреодолимого смертельного страха. И вот приказ за приказом по дивизии, армии, фронту: «Не верить глупой басне о русском мальчике с голубем на плече, не говорить, даже не думать о нем». Но нельзя не говорить и не думать о нем, потому что это — Месть, Совесть и Мысль...». Стихотворение мальчика Лебедева Вовы «было написано как бы от имени всех русских мальчиков. Это был личный счет целого поколения».

Счет детей — отнюдь не детский по сути, силе, потому что вытекает из, увы, недетского уже сознания, вызревшего на отнюдь не детском жизненном опыте. Форма его выраже­ния может быть разной. У меня в руках красноармейская га­зета «Сокол Родины», № 77, пятница, 2 апреля 1943 года. На ее первой странице — публикация «Призыв к мести». Фото­графия: летчики-бомбардировщики готовятся к вылету. На бомбах, которые они возьмут, одиннадцатилетний Вова Ни­колаев белой краской выводит надписи: «За маму!», «За папу!». Мать Вовы убили на глазах сына. Отец погиб в сражении.

Сироту взяли на воспитание летчики. Под фотографией сти­хи С.В.Михалкова:

Лишившийся отца и материнской ласки,

Приют нашедший в части фронтовой,

Он на боку таящей смерть фугаски,

Как приговор врагу, оставил почерк свой.

И в яростный момент бомбометания,

Вселяя страх в немецкие сердца,

Священным будет мщенье в сочетаньи

Руки ребенка и руки бойца.

Военное время изобилует материалом для различных ре­шений проблемы детства. Одно из многих и вечно значи­мых — нет чужих детей. Мысль эту утверждали, образно и правдиво аргументировали разные писатели, каждый по-свое­му. «Девочка из города» Л. Воронковой; поэма «Звенигород» А. Барто, посвященная жизни детей в детском доме. Оксана Иваненко прибегла к гуманной символике уже в названии произведения «Родные дети». Башкирский писатель Мустай Карим публикует повесть «Радость нашего дома», написан­ную от лица шестилетнего Ямиля. Его отец спас на войне девочку Оксану. Украинская девочка стала родным челове ком в башкирской семье. Позднее отец разыскал свою Окса­ну, увез ее в свой родной край, но Оксана осталась и после отъезда радостью в семье Ямиля. Идея гуманизма органична идее интернациональной близости людей — такая установка была свойственна жизни и, конечно, художественной куль­туре. Заметным явлением была повесть-трилогия В. Осеевой «Васек Трубачев и его товарищи» (1947, 1951, 1952): спокой­ный сюжет о счастливом детстве прерывается войной, и дети обнаруживают внутреннюю готовность встать в строй защит­ников Родины. Документальная пьеса С.В.Михалкова «Я хочу домой!» (1949) обращена к сложнейшей теме возвращения советских детей домой из сиротского приюта, опекаемого англичанами, к теме соединения детей с их родителями.

Даже перечисление произведений о детях, живших в воен­ные годы и объективно втянутых в военные события, дает основание сказать, что авторы, писавшие для детей, не обхо­дили наисложнейшую социальную, нравственную, идеологи­ческую проблематику. Чтение детей было ориентировано на гражданское, нравственное развитие личности ребенка в до­школьные и младшие школьные годы. На этой прочной ос­нове пробуждалось и крепло чувство собственного достоин­ства, которое не бывает и не может быть без чувства патриотизма, без любви к своему дому, к тем трем березам, кото­рые, в соответствии с поэтическим символом в названных выше стихах К. Симонова, «никому нельзя отдать».

Историческое сознание, историческая память укреплялись, развивались книгами, воспроизводящими картины далекого прошлого, вышедшими в 40—50-е годы: 1942 год — рассказ С.Голубова о герое воины 1812 года, крестьянине-партизане «Герасим Курин»; этот же автор в следующем году опублико­вал повесть «Генерал Багратион»; книги М.Брагина «Фельд­маршал Кутузов» (1942), Л.Рубинштейна «Адмирал Сенявин» (1945), С.Григорьева «Малахов курган» (1944) и многие дру­гие. Большая часть произведений историко-героического на­правления — на документальной основе, что способствовало углублению и укреплению чувства гражданской гордости, причастности к героической истории народа, а значит — и своей личной ответственности за нее.

Труд и дети. Раскрытие становления личности ребенка в процессе трудового общения со сверстниками и взрослыми составляет в эти же годы смысл большого числа произведе­ний разных жанров: повесть Л.А.Кассиля «Дорогие мои маль­чишки» (1944); рассказы А.Платонова «Цветок на земле», «Добрый Кит» и другие; пьеса в стихах С. Маршака «Двенад­цать месяцев»... Названы произведения разных жанров, на­писанные на разном материале. Главное — увидеть в этой литературе не факт, составивший основу фабулы, а понять интонацию, нравственную направленность, пафос художест­венного произведения. Главное — понять, что поэтизация труда, даже очень-очень тяжелого, не убивает человеческую природу и значимость произведения любой литературной формы: реалистический рассказ или повесть; сказка или ро­мантическая новелла, поэма... Эстетический, то есть ценност­но-воспитательный, пафос, не растворяется, не теряется в жизненном материале, если произведение талантливо. Если оно создано художником, то оно несет человечески значи­мую мысль, идею, чувство.

Закономерно, что издавались книги, вводящие читателя почти во все сферы производительного, созидательного тру­да: «Малышок» И.Ликстанова — дети на военном заводе; «Звездочка» И. Василенко — об учащихся ремесленного учи­лища, готовящихся в рабочие; произведения Л. Воронковой, А.Мусатова — о детях деревни, инициативных помощниках взрослых. «Бабушкино море» С. Георгиевской, «Огненный ру­чей» И.Дика, «Огни на реке» Н.Дубова, «Степное солнце» И. Павленко — открытие сельского труда городскими детьми. Открытие не праздное, не для удовлетворения любопыт­ства, а — прямое включение в новую для городского ребенка трудовую жизнь вместе со взрослыми, то есть поэзия труда на земле и поэзия земли в широком значении этого понятия. Радость труда, счастливое ощущение себя нужным челове­ком, признаваемым и сверстниками, и взрослыми, — в этом пафос произведений. Они воспроизводят, передают духов­ную, нравственную атмосферу своего времени.

Возможно, человеку, привыкшему к шуму, световым эф­фектам нынешних шоу, радость в труде, которую испытыва­ет Костя, герой рассказа Н.Дубова («Огни на реке»), или пи­онер Сережа, собирающий колоски на колхозном поле под палящим солнцем («Степное солнце» Павленко), покажется наивной. Однако эти и многие другие аналогичные произве­дения правдивы. Чистота человеческого взаимодействия — главное в них. Костя, мальчик из города, приезжает к двою­родному дяде, который работает бакенщиком. Он один вос­питывает дочь Нюру, которую нашел в детском доме, куда она попала в годы войны, когда отец был на фронте, а мать погибла. Костя нелегко впитывает характер теплых и дело­вых взаимоотношений, ответственность за общее дело. Но как заметно обогащаются его сознание, чувствования, растет на этой основе самооценка и оценка окружающего. Дети любимы, оберегаемы и... уважаемы взрослыми. Это — отли­чительная черта отношения отца Нюры, храброго бакенщика Ефима Кондратьевича к дочери и племяннику. Этим же ха­рактеризуется и отношение взрослых колхозников к пионе­рам — своим детям и к мальчику, приехавшему из города:

«Такое дело, ребята... — обращается к пионерам председатель колхоза в «Степном солнце». — «Сейчас, вы знаете, время го­рячее, каждая пара рук на счету, и оторвать с поля мы никого не можем». Он объясняет ситуацию так, как объяснял бы ее коллегам: почему, что необходимо сделать: «...Требуется... ис­ключительно лоза. На Старице, на острове ее — завались, а послать нам некого — это же двух-трех человек надо на целый день оторвать. Нарубить лозы — дело не трудное и вам вполне посильное. А доставку в колхоз — это мы уж сами обеспечим. Вот такое дело...»

Рубить лозу — дело немудреное, но, конечно, для под­ростков мало забавное. Однако осознание ценности общего дела становится источником его естественной, искренней романтизации. Общее дело — интересно. В этом мотив дела-радости. В этом незначительном, казалось бы, деле каждый из его участников ощущает свою личную необходимость, как и Костя, помогающий дяде-бакенщику («Огни на реке») но­чью зажечь бакен, преодолевая силу, власть стихии. Каждый из юных героев испытывает радость и удовлетворение от учас­тия в нужной для других людей работе. В этом — психологи­ческая установка названных и аналогичных им произведе­ний, не потерявшая нравственной актуальности и ценности.

В этой связи нельзя не сказать, что писатели видели осо­бую ответственность детской литературы за формирование и человеке растущем понимания смысла человеческой жизни. Сошлюсь на несомненный авторитет — на Льва Толстого. Он утверждал: «Человек может рассматривать себя как животное среди животных, живущих сегодняшним днем, он может рас­сматривать себя и как члена семьи, и как члена общества, народа, живущего веками, может и даже непременно дол­жен... рассматривать себя как часть всего бесконечного мира, живущего бесконечное время. И потому разумный человек должен был сделать и всегда делал по отношению бесконеч­но малых жизненных явлений, могущих влиять на его по­ступки, то, что в математике называется интегрированием, т.е. установлять, кроме отношения к ближайшим явлениям жизни, свое отношение ко всему бесконечному по времени и пространству миру, понимая его как одно целое»[cxxiv]. Из этого Лев Толстой выводит понимание назначения человека.

Мысль о необходимости понять свое назначение, увидеть себя как часть всего человечества должна быть пробуждена в самые ранние годы становления личности ребенка. Эта мысль — ядро его самосознания, побуждение к активной духовной деятельности.

В тяжелейшие военные годы литература для детей про­должала быть предметом заботы и внимания государства. В феврале 1943 года состоялось совещание в Наркомпросе РСФСР. Выступали писатели, издатели, руководители народ­ного образования, учителя. Вопросы, обсуждавшиеся на со­вещании, нашли развитие в статье Н.Тихонова «Отечествен­ная война и советская литература» (1944). В ней подчеркива­лась возрастающая воспитательная роль литературы и чтения, необходимость сближать содержание творчества писателей с работой школы, дошкольных, внешкольных детских учреж­дений: «сейчас больше, чем до войны», значима роль литера­туры в жизни ребенка. «Крепкая и здоровая семья, вопросы нравственности, здоровья, воспитание патриотизма, этики стоят на первом месте», — подчеркивал Н.Тихонов. В марте 1944 года в Колонном зале Дома Союзов был торжественно проведен праздник первой Недели детской книги. Открыл ее Л.А.Кассиль. Традиция нового детского праздника ума и души, близкого уже не одному поколению, имеет своим на­чалом суровое военное время.

На Х пленуме Союза писателей СССР в 1945 году взве­шенно и взволнованно обсуждались состояние литературы для детей и ее задачи в послевоенные годы. Вновь была под­черкнута в качестве важнейшей учебная деятельность детей, подростков, юношества. Проблемы взаимодействия литера­туры и школы были предметом специальной научной сессии Академии педагогических наук РСФСР (1952 год). На ней выступали Л.А. Кассиль, С.В.Михалков, А.Л.Барто, научные сотрудники академии, исследующие детское литературное творчество, литературу для детей, детское чтение. Впервые в теории детского чтения, теории советской литературы для детей было сказано о неделимости эстетических и педагоги­ческих критериев ценности детской книги и книги для детей.

В эти годы в литературу для детей входит плеяда молодых талантливых писателей.

Мария Павловна Прилежаева (1908—1989) — человек не­обычайно богатой и щедрой души. По образованию и допи-сательскому опыту работы она — учитель, воспитатель дет­ского дома им. Н.К.Крупской в Хотьково под Москвой. Ра­ботала М.П.Прилежаева неистово, любила дело как жизнь:

самозабвенно, вдохновенно, бескорыстно. Большая часть написанного ею — для старших подростков, юношества. Уже в 50-е годы ее полюбили и дети-читатели, и учителя, почув­ствовав в ней коллегу. «С тобой товарищи» (1949), «Над Вол­гой» (1952) — очень популярные в те годы ее повести о шко­ле. Публикуются «Дом на горе» (1951) А. Мусатова, «Витя Ма­леев в школе и дома» Н.Носова, «На Севере дальнем» Н.Шундика, «Село Городище» (1947), «Алтайская повесть» (1951) Л.Воронковой, «Мой класс» (1949) Ф. Вигдоровой, «Отрочество» (1953) С. Георгиевской, «Сирота» (1955), «На краю земли» (1951) Н.Дубова. Взволнованно обсуждались и детьми, и взрослыми уже называвшаяся трилогия В. Осеевой «Васек Трубачев и его товарищи», «Жизнь впереди» (1949) М.Никулина, «Звездочка» (1948) И.Василенко... Образ шко­лы рисовали нередко и как символ света. Не случайно быв­шие учителя М.П.Прилежаева, А.И.Мусатов назвали свои повести — «Над Волгой», «Дом на горе»: из школы мир ви­ден широко и далеко. Школа освещает знаниями не только тех, кто сегодня в ней учится, но, таким образом, и завтрашнин день, когда сегодняшние увлеченные приобретением знаний учащиеся станут творческими людьми на стройке новой жизни. В концепции М.П.Прилежаевой учительский труд — творчество. Учение — радость саморазвития и само­воспитания личности школьника. Герои повести «Над Вол­гой», как и школьники в повести А.Мусатова «Дом на горе», учатся жизни не только в стенах школы, но и непосредствен­но в производительном труде рядом со взрослыми. Эта мысль позднее ярко будет раскрыта в автобиографической роман­тической повести М.П.Прилежаевой «Зеленая ветка мая». Вообще ее творчество, кроме всего прочего, — школа педа­гогического профессионализма, живые картины педагогичес­кой этики, сливающейся с эстетикой как нравственным прин­ципом жизни, учительского дела.

Педагогами были и Фрида Вигдорова, и Николай Дубов. Повесть «Мой класс» Ф.Вигдоровой уже названием ориенти­рует читателя на повесть-исповедь. Произведения Николая Николаевича Дубова (1910—1983), созданные в эти и в более поздние годы, покоряют психологической нюансировкой в анализе сложнейших социальных конфликтов, выходящих далеко за рамки производственной или школьной проблема­тики. Большой писатель принес в литературу для детей свой стиль, рассматривая глубинные аспекты становления личности ребенка, которого объективная ситуация бросает в гущу жи­тейских неурядиц, сталкивает отнюдь не только с доброже­лательными и порядочными людьми. В 70-е годы в статье «Музыка долга» один из строгих и талантливых критиков А.Турков писал: «...Долг — это нравственная обязанность человека не только перед другими, но и перед собой, внут­ренняя потребность делать что-то для других, для людей, для общества... Без этого он будет не хозяином, а приживалом, чего бы ни коснулись его руки — людей или природы»[cxxv]. Это заключение выведено на основе анализа психологически слож­нейшего образа Юрки, героя повести Н.Н.Дубова«Беглец» (1965). Оно — ключ к раскрытию главного нерва всего его творчества.

Естественна в литературе рассматриваемого периода пио­нерская проблематика: «Тридцать один день» А-Алексина, «Ве­селая семейка» Н.Носова... Интересно, что пионерией увле­чены были таланты не только «веселые». Об этом подробно пойдет речь в главе о Н.Н. Носове. Здесь обратим внимание на самобытность таланта Юрия Вячеславовича Сотника (род. 1914). Первый рассказ четырехклассника Юры Сотника занял пер­вое место на литературном конкурсе в школе. Это была одна из лучших школ Москвы — школа № 110 в Мерзляковском переулке. Здесь частыми гостями были писатели, художники-иллюстраторы. Рассказ «Васька-Клоп» Ю. Сотника был опуб­ликован в детском выпуске газеты «Безбожник». В 1939 году в журнале «Пионер» — рассказ «Архимед Вовки Грушина». За­тем и в журнале, и отдельными книгами выходят одна за дру­гой забавные и глубокие по мысли книги Ю. Сотника: «Про наши дела» (1946), «Невиданная птица» (1950), «Приключе­ние не удалось» (1960), «Машка Самбо и Заноза» (1965)...

В 50-е годы рассказы Ю. Сотника занимали лидирующие позиции в чтении детей, в значительной мере потому, что они остроумны. Потому, что фантазия автора весела и без­гранична, а голос его проникновенен, добр и абсолютно чист от фальши. Лев Кассиль в статье о творчестве Ю. Сотника писал: он «сразу понравился ребятам как рассказчик увлека­тельный, веселый, умеющий, не хмуря бровей, за шутливой улыбкой приоткрыть то, над чем стоит, может быть, призаду­маться». И сам автор веселых рассказов не раз говорил, что он не ищет особых слов речи своих героев. Идет от жизни детей, а она изобилует совершенно неожиданными ситуациями. Ю. Сотник видит свой успех в том, чтобы смешная, пусть до нелепости, ситуация проявляла противоречивость характера ребенка: желание поступать как можно лучше и, увы, — ре­альный нелепый результат. Нелепость эту видят и сами герои произведений, но уже после свершившегося «греха».

Действительно, герой рассказа «Как я был самостоятельным» вроде бы все делает как лучше: он хочет доставить удовольствие друзьям, он инициативен, находчив и ...великодушен... Все свои лучшие качества он проявляет в удобной ситуации: родителей нет дома, никто не мешает действовать самостоятельно. А в итоге? В итоге — не выдуманный, а натуральный козел в квар­тире... А последствия? Можно легко представить, если действу­ющим лицом, кроме мальчишек и девчонок, становится рас­серженный ими козел... Писатель исходит из установки на пра­во детей ошибаться и на обязанность взрослых понимать, что без ошибки не вырастает инициативный человек.

Уважение к детству, к праву детей на познание с увлечени­ем составляет концепцию и тех писателей, которые создавали книги исторической, историко-героической проблематики:

Ю.Югов «Ратоборцы» (1950), Дм.Нагишкин «Сердце Бони-вура» (1953), А. Волков «Два брата» (1950), «Зодчие» (1954) - о судьбе авторов храма Василия Блаженного на Красной пло­щади. Особое место в этом ряду принадлежит Наталье Пет­ровне Кончаловской (1903—1988). Прозаик, поэт, переводчик, публицист, популяризатор русской культуры — она была че­ловеком исключительного обаяния, красоты, таланта. Внуч­ка В.И.Сурикова, дочь П.П.Кончаловского, широко образо­ванный человек, она мечтала видеть детей России совершен­но эстетически развитыми. В 1944 году вышла ее книжка «Сосчитай-ка», в 1945 — «Нотная азбука». Позднее — «Сури­ково детство» (1977), «Деревянные сказки» (1982) — о скульп­торе С.Т.Коненкове. Поэма «Наша древняя столица» вышла к 800-летию Москвы, в 1947 году. Это была первая часть. Затем — вторая, третья — в 1953 году.

Творчество Н. П. Кончаловской — обаяние красоты, изящ­ное проявление чувства гражданской гордости, признание в любви к жизни, к России, к таланту — будь то всемирно известный талант ее деда, Василия Ивановича Сурикова, или отца — художника П.П.Кончаловского, или его друзей:

А.М. Горького, Ф.И.Шаляпина, С.С.Рахманинова, с которы­ми она имела счастье общаться еще в детстве. Одна из книг стихов называется «Цвет». В ней — ощущение слова в звуча­нии и в цвете, как и ощущение зримой красоты звучащего слова. Книга «Дар бесценный», посвященная В.И.Сурикову, вводит читателя в природу таланта художника, пробуждает вкус, раскрывает его жизненный смысл, силу. О поэме «Наша древняя столица» академик Е.Тарле писал: «Такой ритм, та­кая русская душа и мелодия, такое неподдельное чувство, та­кой и сердечный и словесный такт...» Вслушаемся:

 

Читатель мой, бывал ли ты

На башне Университета?

Видал ли с этой высоты

Столицу нашу в час рассвета?

Когда за дымкой голубой

А в летний зной — совсем лиловой

Москва-река перед тобой

Лежит серебряной подковой.

Все видно с высоты такой —

Бульвары, площади и парки,

Мосты повисли над рекой,

Раскинув кружевные арки.

Ты ищешь Кремль? Вон холм крутой,

Игрушечный Иван Великий,

На луковке его златой

Играют солнечные блики...

Давай займемся стариной.

Представь себе, читатель мой,

Что там, где столько крыш вдали,

Огромный лес стоял когда-то,

Дубы могучие росли,

Шумели липы в три обхвата,

Полянки вместо площадей,

А вместо улиц — перелоги,

И стаи диких лебедей,

И рев медведицы в берлоге,

И на заре на водопой,

Где плещет свежесть ключевая,

Шли лоси узкою тропой,

Рогами сучья задевая...

Не правда ли, нельзя не почувствовать величественную былинную напевность, широкую музыкальную поступь рит­ма... И зрительное сближение с картиной повисших над Мос­квой-рекой мостов, дальних площадей, парков, и столь же видимую, живописно представленную картину природы на том месте, где теперь — белокаменная столица. Переход от одной картины к другой логичен, мягок, прост. Наше вооб­ражение легко рисует и одну и другую картину, потому что мы уже заворожены музыкой стиха и столь искренним при­глашением «заняться стариной». Поэма — многочастное эпи­ческое произведение, включает время от первого летописно­го упоминания (1147 год) до казни Степана Разина в 1671 году. В основе — достоверные исторические знания. Поэти­ческое воображение — лишь способ эмоционального худо­жественного построения картин истории.

В числе произведений историко-художественной темати­ки — биографические повести В.Петрова «Художник Перов» (1950), «Художник Федотов» (1951). Интересны книги Ал.Ал-таева «М.И.Глинка» (1947), «Чайковский» (1954); беллетрис­тические исследования жизни и творчества писателей: М.Му­ратова «Жизнь Радищева» (1949), «Денис Иванович Фонви­зин» (1953), И.Новикова «Александр Сергеевич Пушкин» (1949). Эти и многие другие аналогичные издания были и остаются актуальными для художественного образования и эстетического развития школьников.

В 1950 году состоялся XIII пленум Союза советских писа­телей. На нем был содоклад К. Симонова, в котором раскры валась картина нового подъема литературы для детей в после­военный период. Вопросы литературы для детей вниматель­но рассматривались на I съезде писателей РСФСР, на II съезде писателей СССР в 1954 году. Здесь прозвучала и весомая кри­тика узкоутилитарного понимания воспитательной ценности литературы, примитивного толкования специфики литерату­ры, адресованной детям, подмены эстетических критериев прагматическим истолкованием функций художественных произведений. Писатели говорили о личной ответственности за создание высокого искусства для юных читателей.

Подумайте, пожалуйста

1. В чем проявлялось единство литературы для детей с общим литературным процессом 40—50-х годов?

2. Сопоставьте раскрытие темы детского труда в произ­ведениях Д.Н.Мамина-Сибиряка, Л.Андреева, раннего М.Горького и в произведениях советских писателей 40—50-х годов: в чем различие в трактовке труда, его роли в жизни растущего человека?

3. Сравните произведения А. Платонова «Маленький сол­дат», В.Катаева «Сын полка». Поразмышляйте о своеобразии каждого из произведений.

Советуем прочитать

Белая Г.А.,Борев Ю.Б., Пискунов В. П. Литература пе­риода Великой Отечественной войны//История русской со­ветской литературы. — М.: Наука, 1968. — Т.3. — С.5—88.

Журавлева А. Писатели-прозаики в годы Великой Оте­чественной войны. — М.: Просвещение, 1978.

Ляпунов Б. В мире мечты: Обзор научно-фантастичес­кой литературы. — М.: Книга, 1970.

Николаева С. Дети и война. — М.: Дет. лит., 1991.

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 250; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!