Сущность прекрасного стали сводить к удоволь- ствию.



Все эти три учения — обоснование эстетики на различении трех «способностей» души, исключе- ние прекрасного из области интеллекта и сведе- ние прекрасного к восприятию специфического удовольствия — вошли в эстетику Канта. Но Кант не ввел их впервые. Он использовал традицию, ко- торой они были подготовлены.

Роль предшественников Канта (немецких) в подготовке основных идей кантовской эстетики тщательно прослеживает, опираясь на превосход- ное знание первоисточников, Арман Нивелль, ав- тор книги «Эстетические теории в Германии от Баумгартена до Канта»33 .  Как это ни странно, но даже в немецкой литературе по истории эсте- тики связь эстетики Канта с эстетическими тео- риями его предшественников изучена далеко не полно.

Начнем с различения трех «способностей». Уже давно указывали, что Кант заимствовал его у талантливого психолога и философа Тетенса. Но Тетенс не был ни единственным, ни первым, на кого в этом вопросе опирался Кант. Уже вскоре после 1750 г.— в дополнение к лейбницевскому и баумгартеновскому делению души на высшие и низшие способности — в кругу «высших» способ- ностей как элемент, подчиненный восприятию прекрасного, стали помещать «вкус» (der Gesch- mack). В 1767 г. Ридель возвестил в своей «Тео- рии изящных искусств» о существовании трех не- зависимых, автономных способностей. Это — «об- щее чувство», «совесть» и «вкус», подчиненные, соответственно истине, благу и красоте. В 1771 г. Зульцер намечает тройственное деление души на

«разум»  (Vernunft), «нравственное чувство» (das Sittiche Gefühl) и «вкус» (соответствую- щий ощущению: Empfinden). Только в 1777 г. Те- тенс предложил сходное разделение в своих «Фи- лософских опытах о человеческой  природе»

 

33 A. Nivelle. Les theories esthetiques en Allemagne de Baumgarten à Kant. Paris, 1955, p. 287—362.


(«Philosophische Versuche über die menschliche Natur»).

Но ближе всех подошел к классификации ду- шевных способностей Канта известный представи- тель берлинских просветителей Мендельсон. Он и в ранних своих работах относил эстетическое удовольствие  к  чувству (Gefühl), помещая его в кругу чувственных способностей. Но в 1785 г. в своих «Morgenstunden» он идет дальше. Он от- деляет чувство удовольствия и неудовольствия от воли и от разума и выделяет его в особую и не- зависимую способность. Это — «способность одоб- рения»    (Billigungsvermögen). «Обычно,— писал Мендельсон,— способности  души                   разделяют           на способности познания и способности желания, а  чувство    удовольствия  и  неудовольствия (die Empfindung der Lust und  Unlust)                                 причисляют к способностям желания. Но, мне кажется, что между познанием и желанием лежит еще одобре- ние    (das  Billigen, der Beifall), удовольствие души, которое, собственно говоря, далеко отстоит от желания. Поэтому мне кажется более удачным обозначать  это  удовольствие и     неудовольствие души... особым термином.

...В дальнейшем я буду называть это «способно- стью одобрения», чтобы тем самым отграничить ее как от познания истины, так и от стремле- ния к благу. Это одновременно и переход от по- знания к желанию и связь этих обеих способ- ностей тончайшей градацией, которая становится заметной лишь на определенном расстоянии»34.

Также и вторая основная идея кантовской эс- тетики — отнесение прекрасного к области чув- ства — отнюдь не была нововведением Канта. Она завершает предшествующую традицию, и притом — не только традицию немецкой эстетики XVIII в., но гораздо более широкую во времени и в нацио- нальном масштабе. Достаточно вспомнить роль чувства в философии и в эстетических взглядах Руссо, влияние которого на Канта было значи-

34 М. Mendelssohn. Morgenstunden, Bd. II. Berlin, 1785.

S. 295 ff.


тельным и которое относится ко времени, близ- кому к тому, когда Кант писал свои «Наблюде- ния над чувством прекрасного и возвышенного». Но и в немецкой эстетической литературе мысль об основополагающей роли чувства в восприятии прекрасного не была нова. Даже Зульцер, кото- рый остался верен взгляду Баумгартена на эс- тетическое как на «неотчетливое познание», иск- лючает искусство из сферы «аналога рассудка» (analogon rationis) и помещает его в области чувствований. По его разъяснению, мы испыты- ваем удовольствие от восприятия прекрасного, но при этом разум не познает прекрасное, а мо- ральное чувство не воспринимает цели. Искусство выполняет свое назначение, действуя на эмоцию, и любое содержание становится «эстетическим» только будучи «объектом чувства» (der Empfun- dung). Так как в порождении этого чувства уча- ствует душа, то «прекрасное» — вовсе не един- ственный эстетический предмет: таким предме- том — с тем же основанием — могут быть чувства страха, отвращения и т. п.35 

В прямую связь с чувством поставил восприя- тие прекрасного и Мендельсон, исключивший ка- кое бы то ни было вторжение при этом разума и воли. Винкельман видел в чувстве единственную функцию, способную основываться на прекрасном. Отчет в сущности восприятия прекрасного не мо- жет быть дан никаким определением, никаким ра- циональным объяснением: прекрасное восприни- мается только чувством36.

Самый «вкус» Винкельман определял как «чув- ство прекрасного»37. Он утверждал, что прекрас- ное в искусстве покоится скорее на утонченных чувствах и на очищенном вкусе, чем на глубоком размышлении, и что в конечном счете эстетиче- ское суждение производится «внутренним чувст- вом».

 

35 Sulzer. Allgemeine Theorie der  schönen  Künste,       B. I, 1771, art. Aesthetisch.

36 Winckelmann. Werke, B. VII, S. 73 ff.

37 Winckelmann. Werke, B. II, S. 93.


Также и Лессинг видел в действии искусства на чувствования саму цель искусства и утверж- дал, что действию этому подчинено все осталь- ное.

Наконец, традицией была подготовлена и тре- тья основная идея эстетики Канта — сведение прекрасного к субъективности. Так, Зулъцер отде- ляет красоту от познания. По его мысли, эсте- тическое удовольствие может быть достигнуто при созерцании предметов, ни цель которых, ни по- нятие которых — не известны. Место чувства пре- красного — между простым ощущением и отчет- ливым познанием. Чувство прекрасного сложнее простого ощущения. Прекрасное нравится без вме- шательства отчетливого познания вещей и их строения: для эстетического удовольствия доста- точно одной их формы38 .

Подобные мысли развивал, приближаясь даже к терминологии Канта, Мендельсон. Он отличает

«материальное» познание от познания «формаль- ного». «Материальное» познание — результат по- нятийной деятельности рассудка. Оно бывает «ис- тинным» или «ложным». Напротив, «формальное» познание связано только с чувством. Оно возбуж- дает — без связи с объективным познанием — чувство «удовольствия» или «неудовольствия», приводит к «одобрению» или  «неодобрению».

«Таким образом мы можем, — писал Мендель- сон, — рассматривать познание души в различных отношениях: или поскольку оно истинно или лож- но — это я называю материей знания, или посколь- ку оно возбуждает удовольствие или неудовольст- вие, имеет следствием одобрение или неодобрение души, — это может быть названо формальной [сто- роной] познания»39.

Сущность (das Wesen) прекрасного и безобраз- ного коренится, по Мендельсону, именно в «фор- мальном» познании. Различие между способностью познания и способностью одобрения есть то  раз-

 

38 См.: Sulzer. Allgemeine Theorie der schönen  Künste,

B. I. Статьи: «Schön», «Vollkommenheit», «Angenehm»,

39 M. Mendelssohn. Morgenstunden, B. II, С 295 ff.


личие, которое существует между объективным и субъективным. Способность познания исходит от вещей и завершается в нас (geht von den Dingen aus, und endiget sich in uns). Способ- ность одобрения идет обратным путем: исходит от нас самих и, в качестве своей цели, направ- ляется ко внешним вещам (von uns selbst aus- gehet, und die äusseren Dinge zu ihrem Zie- le hat). Познание стремится преобразовать че- ловека, следуя природе вещей, одобрение стремит- ся преобразовать вещи согласно природе человека (Jener will den Menschen nach der Natur der Dinge, dieser die Dinge nach der Natur des  Menschen  umbilden)40 .

В очерченном развитии идей от Риделя — че- рез Зульцера, Тетенса, Мендельсона — к Канту нетрудно найти объединяющую всех этих авторов тенденцию — назревающее стремление указать для восприятия прекрасного и искусства специ- фическую область, выявить своеобразие эстетиче- ского предмета. Теории эти — первая в немецкой эстетике попытка отличить красоту от добра, вос- приятие в искусстве от познания в науке. Но в соответствии с господствовавшим типом мышле- ния средством для характеристики специфической сферы эстетического на первых порах стало од- ностороннее рассудочное отделение, обособление, аналитическое расчленение души на отдельные изолированные «способности». Это — продолжение рассудочной психологии, начатой знаменитым

«Опытом» Локка. Задача была сама по себе не- обходимая и плодотворная, но метод ее реше- ния — метафизический, аналитически-расчленяю- щий. Метод этот абсолютизировал различия и иг- норировал единство, связь, общность, взаимодей- ствие.

Общая тенденция всех этих теорий состояла в преодолении рационализма, введенного в эстетику Декартом во Франции, Лейбницем и школой Воль- фа — в Германии. Рационализм сводил чувство к интеллекту, не видел в чувстве ничего специ-

 

40 М. Mendelssohn. Morgenstunden, Bd. II, S. 297.


фического. Лейбниц и его последователи отожде- ствили «прекрасное» с «совершенством». Единст- венное различие между ними они видели в способе их «познания». Немецкое «Просвещение» при- соединило к этому гносеологическому рационализ- му порядочную долю этического рационализма. В искусстве видели только средство абстрактной морализирующей дидактики. Не видели специфи- ческих средств, которыми искусство осуществляет свое этическое действие.

По отношению к этому рационализму эстетика предшественников Канта и — тем более — самого Канта выполняла исторически назревшую и бла- годарную задачу. Она стремилась очертить своеоб- разную область прекрасного и искусства, не сво- димую к пограничным с нею областям. В то же время эстетика эта была — в самых истоках сво- их — поражена противоречием. Задачу преодоле- ния рационализма она решала рационалистиче- скими средствами. Самые средства эти она черпа- ли из идеалистического мировоззрения. Поэтому в лице Канта она не только ищет для искусства и прекрасного «автономную» сферу, но убеждена в том, что сферу эту можно найти только как сферу субъективную, среди «способностей души». Она не только исследует самостоятельный прин- цип, на котором основывается эстетическое суж- дение, но полагает, что принцип этот необходимо должен быть априорным, предшествующим опыту и от опыта независящим. Однако Кант не просто повторил или суммировал учения своих предше- ственников. Во-первых, он резко, точно, строго сформулировал то, что в их эстетике еще только намечалось и не отделялось от воззрений, против которых они сами выступали. Он внес в эстетику идеалистический принцип априоризма, которому они оставались еще чужды. Во-вторых, пользуясь, как и его предшественники, рассудочным — од- носторонне аналитическим — методом, Кант пы- тается все же подняться над его метафизической ограниченностью. Он вносит и в область эстетики если не диалектику в точном смысле, то, по край- ней мере, ее аналог. «Критика способности суж-


дения» становится у него средством выявления и снятия противоположности, обнаружившейся меж- ду обеими предшествующими «Критиками». В том самом «Введении», в котором Кант дал краткий очерк всей своей системы (глава IX), он сжато сформулировал учение о соединении законода- тельства рассудка и законодательства разума — через способность суждения.

В «Критике чистого разума» и в «Кри- тике практического разума» вещи как они суще- ствуют сами по себе были самым резким образом противопоставлены способу, посредством которого они являются нашему познанию. «Умопостигае- мый» («интеллигибельный») мир свободы был противопоставлен миру природы (миру «явле- ний»). «Область понятия природы под одним за- конодательством, — писал Кант, — и область поня- тия свободы под другим совершенно обособлены друг от друга глубокой пропастью, отделяющей сверхчувственное от явлений»41.

Но Кант не только обособил и противопоста-

вил друг другу мир «умопостигаемый» (мир «ве- щей в себе») и мир «явлений». Он показал, что кроме необходимости мыслить их как противопо- ложные существует возможность мыслить их в их единстве.

Мышление такого единства, утверждает Кант,— возможно. В применении к умопостигаемому (сверхчувственному) миру вещей в себе термин

«причина» означает основание определять вещи природы к действию сообразно с их физическими законами и вместе с тем сообразно с принципом законов разума. Правда, возможность такого осно- вания, по Канту, не может быть доказана. Одна- ко не может быть доказано и то, будто допуще- ние такой возможности заключает в себе проти- воречие. Действие по понятию свободы есть конечная цель. Эта цель — или ее явление в чув- ственном мире — должна существовать. Ради это- го существования и предлагается условие ее воз-

 

41  Иммануил  Кант. Сочинения в шести томах, т. 5, стр. 196.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 363; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!