ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ОБЩЕНИЯ 17 страница

В живом взаимодействии с окружающим миром появляется необходимость преобразовывать орудия труда, способы действия с ними. Преобразуются же орудия целенаправленно, в процессе осознанной че­ловеческой деятельности, общения, взаимного науче­ния. Внутри сферы общения формируются новые цели действия, необходимость в которых вызвана практикой. В таком случае в процессе общения между людьми каждый человек постоянно должен отличать собственно человеческое общение от содержания об­щения с природой, способы общения от способов действия, поскольку и те и другие включены в его об­щественную связь, являются формами или аспектами выражаемого им всеобщего.

Универсальным средством общения, универсаль­ным источником выражения всеобщего является сло­весный естественный язык, однако наряду с ним су­ществуют и другие средства общения — различные чувственно-вещественные естественные языки (жесты, зрительные образы, мелодии и т.д.). Посредством «языка реальной жизни», по словам Маркса, в круг человеческого общения входят способы орудийного

161

действия. Универсальность словесного языка состоит в том, что в нем и через него все многообразие чувст­венно-вещественных языков становится единым со­держанием общения. Называя словесный и чувствен­но-вещественные языки естественными, обычно имеют в виду, что они не придумываются для выра­жения некоего наличного отношения (всеобщего), но являются самой материей мысли, воспроизводящей природные и общественные процессы. Всеобщность мысли, понятия, будучи фактом общения, живет в языке, который именно в этом смысле оказывается живым процессом выражения всеобщего, его сущест­вованием, явленностью. Естественноязыковое выра­жение деятельности становится очевидной основой или предпосылкой любой теоретической рефлексии на эту деятельность, на природные и общественные процессы. Суть этой рефлексии состоит в осознава-нии человеческой деятельности в целом, в попытке целенаправленного ее развития.

Первым актом этой рефлексии служит определе­ние единства общности через многообразие орудий­ной деятельности в вещественно-природном мире. Для того чтобы это сделать, необходимо достичь уни­версального выражения для любых способов орудий­ного действия, т.е. установить дистанцию между все­общностью способа действия и чувственной даннос­тью вещей, которые изготовляются или употребляют­ся по этому способу. Иначе говоря, задача состояла в том, чтобы найти универсальный метод моделирова­ния способов действия, запечатленных в орудиях труда и тех природных объектах, по отношению к ко­торым эти орудия применялись.

Таким универсальным методом явился метод мате­матического конструирования, осуществляющийся с помощью искусственного языка — системы символов, специально вводимых для выражения некоего отно­шения (всеобщего). Если языком первоначальной ма­тематики был язык натуральных чисел и геометричес­ких линий, то в настоящее время математика вобрала в себя не только формальную логику, но и любые ис-кусственноязыковые структуры, так что можно ска­зать, что язык математики и искусственный язык науки в целом совпадают. Поскольку собственно уни­версальным является всеобщее, постольку искусствен-

162

ноязыковые конструкции, в которых всеобщее выра­жается, всегда особенны. Универсальность этих кон­струкций состоит в том, что они в принципе соотно­сительны друг с другом (являются разными формами выражения всеобщего). Так, математика никогда не обладала полной языковой однородностью, напротив, соотносимость ее разных разделов служила важным источником ее саморазвития.

Первоначально, в античности, математика (искус-ственноязыковое конструирование) представляла собой лишь рефлексию на многообразие наличных орудийных действий, способ мыслительного удержа­ния их единства, а значит, и единства как мира, на который эти действия были направлены, так и обще­ства, направлявшего эти действия. Единство того и другого состояло в словесно формулируемом принци­пе соотношения между устойчивой всеобщностью способа действия и преходящей единичностью чувст­венно данных вещей. Иначе говоря, здесь даже не ставилась проблема возникновения новых орудийных способов действия, но делалась попытка сведения многообразия этих способов к единой основе и об­суждался принцип отношения способа действия как такового к многообразию единичных вещей. Этот принцип удержания постоянства орудийного или культурного способа действия в изменчивом мире явился принципом самоопределения общности. Сама же эта устойчивость способа действия определялась как наличие или выраженность всеобщего (мышле­ния) — как бытие. Философская теория, фундамен­тальными категориями которой как раз и были мыш­ление и бытие, таким образом, представляла собой обоснование энциклопедической целостности знания, его онтологической системности.

В следующую значительную эпоху — новоевропей­скую — теоретическая рефлексия на человеческую де­ятельность существенно меняется, как меняется и сама деятельность. Орудия деятельности, способы орудийного действия здесь не принимаются просто в своей практической данности, но оказываются резуль­татами конструирования, осознаются как результаты конструирования — как многообразие механических конструкций. Однако эта взаимопревращаемость ору­дий осуществляется только в пределах орудий: не ста-

163

вится проблема происхождения орудия из того, что орудием не является, — из суверенно природных тел. Поэтому здесь процесс природы не определяется как принципиально иной, чем процесс культуры, своеоб­разие природных процессов никак не отделяется от процесса мышления, логического конструирования (или на рационалистический, или на эмпирический манер). Общие принципы механики и лежащей в ее основе математики становятся образцами для истин «естественного света разума» — божественного бытия мысли. Орудийность, разумность тем самым призна­ются как непосредственно присущие человеку, чело­веческой общности, а потому и всему миру.

История, историческое имеет смысл только в пре­делах логики — это процесс логического конструиро­вания. Каким образом размыкается логическая сис­темность, как рождается человеческая инструменталь-ность — на эти вопросы новоевропейская философия не отвечает, в этом состоит ограничивающая ее онто­логическая системность. Соотношение между выходя­щей за рамки любой конечной логической конструк­ции способностью логического конструирования (бес­конечность разума) и конечностью логического пра­вила, определяющего ту или иную конструкцию, со­ставляет содержание диалектического всеобщего в эту эпоху.

Таким образом, если под природой понимать ве­щественные процессы, а под культурой — процесс че­ловеческого общения, то можно сказать, что на про­тяжении всей эпохи классической философии вещест­венные процессы рассматривались лишь постольку, поскольку они уже составляли содержание общения. Не ставилась проблема, каким образом они оказыва­лись содержанием человеческого общения. Эта сня-тость в способах общения системно представленных способов действия свидетельствовала о ретроспектив­ное™ философской теории, ее космологичности (в античности) и метафизичности (в новоевропейскую эпоху). Логическая представленность процесса обще­ния в диалектическом всеобщем оказывается своеоб­разной теорией памяти, приведенной к своему осно­ванию прошедшей историей, понятийно воспроизве­денным прошлым, рефлексией на осуществившуюся деятельность, переводом наличных и бывших спосо-

164

бов действий в содержании общения — во всеобщее. Именно таков диалектический энциклопедизм плато­низма и гегелевской философии — двух великих диа­лектических вершин классической философии.

Ретроспективность или созерцательность философ­ской теории вступила в неразрешимое противоречие с потребностями индустриального производства XIX — XX вв., нуждавшегося не в ретроспективном теорети­зировании, но в научном обосновании активной ору­дийной деятельности. Совокупность математических дисциплин и естественных наук, непосредственно ис­пользующих математический инструментарий, освобо­дилась от опеки философии, претендующей на мета­физическую, онтологическую системность. Вся эта математическая и основанная на математике сфера науки монополизировала процесс конструирования возможных способов орудийного действия и преобра­зования имеющихся способов, совершенно не претен­дуя на обоснование их единства.

Целостность этого типа теоретизирования состояла в попытках построения универсального искусственно­го языка, а потому в признании в качестве универ­сального естественного, чувственно-вещественного языка, т.е. целостность теории утверждалась вне сферы универсального словесного общения — вне диалектики словесно выраженного понятия. Позити­вистские попытки универсализации искусственного языка были неизменно неудачны, ибо представляли собой недиалектичное возвращение к метафизике (ие­рархия метатеорий). Единственным критерием дейст­вительности возможных орудийных конструкций яв­ляется в этой форме теоретизирования эксперимент, вводящий логику орудийной связи в историческое русло. Опосредствованность теоретического констру­ирования через эксперимент детерминирует необходи­мость технологического воплощения любых теорети­ческих конструкций, а значит, их обязательной ретро­спективной логической сводимости друг к другу (принцип инвариантности в современной физико-ма­тематической теории [34:291]). В отличие от мысли­тельного эксперимента, характерного для естествозна­ния XVII — XVIII вв., эксперимент XIX — XX вв. представляет собой обращение к реальному вещест­венному природному процессу, который определяется

165

как источник действительности теоретически возмож­ных орудийных конструкций (мыслительный экспери­мент, напротив, есть сфера возможных преобразова­ний того, что признается логически соответствующим действительности [20:480]).

Эксперимент есть процесс, соотнесенный с логи­кой теоретической конструкции. Причем преемствен­ность истории определяется исключительно логически ретроспективно (как общая система преобразований, связывающая новую теорию с совокупностью предыду­щих). Иная ситуация складывается тогда, когда в рам­ках данного типа теоретизирования природный про­цесс определяется не только как историческое, соот­несенное с логикой орудийных способов действия, но как словесно выразимая суверенная реальность, а зна­чит, как предмет общекультурного общения. В этом случае данный тип теоретизирования, где всеобщее редуцировано до значения способа действия, включа­ет в себя формулирование принципа историзма. Этот принцип историзма представлен здесь в форме допол­нительности несводимых друг к другу особенных ос­нований (орудийных способов действия). Именно таков смысл принципа неопределенности Гейзенберга [23:117-118].

Было предпринято и предпринимается до сих пор множество попыток распространения принципа неоп­ределенности Гейзенберга, а также вообще метода фи­зико-математического конструирования на все облас­ти научного знания. В этих экстраполяциях предпола­гается, что орудийно воспроизведенные природные процессы исчерпывают содержание человеческого об­щения, собственно человеческой истории. Однако ни о какой подобной исчерпанности здесь не может быть и речи. Прежде всего в данном типе теоретизирова­ния отсутствует какая-либо возможность определения направленности процесса в общем виде, а значит, теоретического рассмотрения субъекта истории. В рет­роспективном инварианте история полностью снима­ется в логике, так что ни о какой преемственности также не может быть и речи. По сути дела, в данном случае говорится о принципе самодвижения неживого мира (физического в широком смысле слова), т.е. та­кого, в котором самодвижение не очевидно, где пред­ставление о нем есть результат теоретической рекон-

166

струкции. Поэтому-то процесс как таковой здесь может быть запечатлен лишь в неразрешимой проти­воречивости орудийных средств воспроизведения про­цесса. Этот технологический, орудийный или физи­ческий принцип историзма не включает в себя не только преемственность человеческого общения, где каждый человек оказывается учителем и учеником, активно воспроизводя и развивая отношения деятель­ного общения, но и процессы живой природы, где от­дельные существа суверенно-историчны, воспроизводя себе подобных и преобразуясь в борьбе за существо­вание.

Рассмотрим теперь, в чем состоит своеобразие культурологического историзма как типа логического воспроизведения процесса. Утверждение того, что ме­диаторами процесса культуры или процесса общения являются люди, совсем не очевидно, но сделалось важным достижением теоретической мысли, преодо­левшей дотеоретические (мифологические) представ­ления о тех или иных персонификациях человеческой общности в целом. При этом сами люди оказываются и природной предпосылкой отношения общения (вступающие в культурное общение новые поколения людей), и особенной представленностью данного от­ношения, т.е. культурой как таковой во всеоружии своего знания. Культура как процесс есть разрешение противоречия между культурой как актуальным зна­нием и природой приобщающихся к знанию в про­цессе обучения индивидов, т.е. процесс воспроизведе­ния отношения общения. Этот процесс возможен лишь в том случае, если в самом знании содержится основание связи между исходными противоположнос­тями — культурой и природой, т.е. приобщенного к знанию общественного человека и приобщающегося к знанию человека — исходно лишь телесного существа. При этом знание становится неким самодовлеющим результатом и образцом, самообоснованным в своей целостности лишь тогда, когда оно выступает в каче­стве цели приобщения к этому знанию.

В таком случае живой процесс общения со сторо­ны обучающего состоит в построении подобной це­лостной системы знания, т.е. в разработке ответов на все возможные вопросы (вопросы в устах обучающего всегда риторичны). В то время как живое общение

167

обучающегося вопросительно, он постигает систем­ность знания, аналитически разлагая его целостность. Теоретическое воспроизведение процесса культуры оказывается моментом его целенаправленного осу­ществления, поэтому противоречие здесь формулиру­ется имманентно-диалектично как принцип научения или конструирования будущего.

Иначе говоря, в процессе культуры, осуществляе­мом самими источниками всеобщего — людьми как субъектами предметной деятельности, достигается преемственность всеобщего как такового — идеаль­ности понятия. Вот почему теоретическая представ­ленность этого процесса оказывается движением сло­весно выраженного понятия — диалектическим кон­струированием. Диалектическая логика — это логика самого процесса общения, научения. В ней способы действия целиком и полностью стали способами об­щения, способами конструирования не вещей природ­ного мира, но людей. Однако в процессе этого кон­струирования, возвращаясь к началам теоретического знания, человек подвергает критическому пересмотру устоявшиеся выводы конкретных наук, намечает про­блемы их дальнейшего развития в соответствии с об­щими диалектическими принципами саморазвития или воспроизведения общности в процессе научения.

Таким образом, в диалектико-логическом констру­ировании нет никакой мистики. По своему исходному содержанию оно состоит из той совокупности спосо­бов орудийного действия, с помощью которых челове­ческое общество деятельно связано с миром. Однако эти способы действия полностью сняты в способах общения, которыми и являются категории диалекти­ки. Процесс научения или процесс воспроизводства отношения общения* — вот реальная основа диалек-тико-логического конструирования, в котором и со­стоит культурологический принцип историзма.

Диалектическое всеобщее, составляющее основа­ние этого принципа, существенным образом отличает­ся от диалектики классической философии. Послед­няя, как это было показано выше, ретроспективно воспроизводила генетическую связь орудийных спосо-

* Именно так называл К.Маркс инварианту человеческой ис­тории. См.: [81, т.З:70-78].

168

бов действия — прошедшую историю. Это воспроиз­ведение осуществлялось с позиции мистифицирован­ной истории разума. Диалектика процесса культуры — это диалектика диалектического материализма, апел­лирующего к реальному процессу человеческого об­щения (научения) и окончательно изгоняющего какую-либо мистику из философской теории. Это — диалектика формирования будущих людей, а не созер­цательного обозрения наличного знания, диалектика перспективная, а не ретроспективная. Исходной ее проблемой выступает не соотношение всеобщего (мышления) и его бытийного выражения (как в клас­сической философии), но соотношение вещественных природных процессов и процесса культуры — процес­са общения. В этом последнем соотношении не ут­верждается догматически в своих правах всеобщее, но ставится проблема его происхождения, существова­ния. Эта диалектика не прибегает к абсолюту некоего единого бытия, но раскрывает конкретное деятельное содержание отношения общения или культуры.

Разберем несколько подробнее, каким образом может быть определен принцип историзма в процес­сах живой природы, где самодвижение представлено непосредственно чувственно. Дисциплинарно ближе всего этому историзму соответствует совокупность биологических наук. Попробуем выяснить суть этого типа историзма с помощью анализа некоторых про­блем теоретической биологии. Назвав свой основной труд «Происхождение видов», Дарвин противопоста­вил прежней типологии разновидностей живого про­блему происхождения вида как всеобщей определен­ности. Он отвергает тем самым антично-созерцатель­ное обнаружение всеобщего в индивидуальном (живых существах), но утверждает новоевропейское функциональное, а потому прежде всего механисти­ческое определение всеобщего как действенного отно­шения индивидов, которое, однако, затем фиксирует­ся в них, опосредствуя их последующую связь с окру­жающим миром. Механическая интерпретация отно­шения требует математически однозначного определе­ния исходных элементов (индивидов). Такая одно­значность достигается благодаря признанию этих ин­дивидов видоспецифическими.

169

Иначе говоря, речь идет не о происхождении жи­вого, не о формировании видовой целостности из какой-либо другой, но о происхождении видов из самих же видов, представленных исходно в качестве борющихся за существование индивидов. Определение видоспецифичности индивидов совпадает с аристоте­левской внутренней целесообразностью: все многооб­разие органов и функций организма имманентно единству его жизнедеятельности. Тогда процесс фор­мирования того или иного органа, той или иной функции организма совпадает с процессом формиро­вания самого организма в целом в его видовой опре­деленности. Поэтому в процессе формирования функ­ции речь всегда идет о выживании: если организм подчиняет среду себе, опосредствует ее, то это значит, что у него вырабатывается новая органная функция — он становится новым организмом. Если в этом проти­востоянии побеждают противостоящие организму силы, то организм погибает. Это непосредственное противостояние организма иному миру в процессе приспособления к нему является борьбой за сущест­вование, которая лежит в основе естественного отбора [42:315].

Если борьба за существование образует предысто­рию любой из органных функций, то чем более сло­жен их набор у организма, тем больший путь в исто­рии органического мира прошли предки этого орга­низма [97:181]. Отсюда вытекают принципы монофи-лии и дивергенции. Действительно, борьба за сущест­вование приводит к появлению новых органных функций (признаков), а значит, к расхождению при­знаков. Поэтому любое их наличное разнообразие предполагает процесс их формирования из некоторого исходного минимума*. Однако вывод о дивергенции и монофилии, фактически не подтверждаемый, пред­ставляет собой экстраполяцию на весь ряд живых су­ществ теоретико-экспериментального метода констру­ирования, который сводится к разложению некоей всеобщей формы на элементы и выяснению экспери­ментально проверяемого взаимоотношения этих эле­ментов. Сведение множества наличных видов к не-

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 122; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!