КНИГА IV. СТРУКТУРА ШАДАНАКАРА. ИНФРАФИЗИКА.

ГЛАВА 1. ОСНОВА.

Один из фактов, в которых религиозное сознание до сих пор не отдавало себе отчета,

заключается в том, что Троичность Единого Существа, присущая Богу, как бы повторяется или

воспроизводится и в некоторых из сотворенных Им монад. Грубое выражение "Дьявол - обезьяна

Бога" имеет глубокий и многообразный смысл; одно из важнейших его значений состоит именно в

искажающем, перевернутом повторении великими демоническими монадами внутренней тайны

Божества: Его Троичности. О сущности триединства Люцифера я, конечно, не могу сказать ничего:

эти инстанции столь безмерно превышают все возможности нашего понимания, что вряд ли вообще

можно осознать о них что-либо, кроме самого факта их существования, факта их отпадения в

незапамятные времена и еще одного факта: их постоянной богоборческой деятельности.

Сущность Гагтунгра, великого демона Шаданакара, несмотря на его исполинские, сравнительно

с нами, масштабы, может быть, при благоприятных условиях, осознана в несколько большей

степени. Главное, становится ясной его троичность, хотя причины этой троичности, ее

происхождение и цель - если в ней есть цель

- остаются нераскрытыми.

Прежде всего уясняется, что здесь налицо какой-то кощунственный параллелизм ипостасям

Пресвятой Троицы. Но вопрос о сущности Божественного Триединства - едва ли не глубочайшая из

проблем богословия - может быть хотя бы немного затронут лишь в другой части книги; поэтому и

сущность параллелизма, о котором я упоминаю, осветить в настоящей главе еще невозможно.

Можно только сказать, что Первой ипостаси Божественного Триединства Гагтунгр стремится

противостоять своим первым лицом

- Великим Мучителем, Второй ипостаси - вторым лицом, которое точнее всего охарактеризовать

наименованием Великой Блудницы, а Третьей ипостаси Троицы противостоит антипод, именуемый

Урпарп:   это осуществитель демонического плана; в некотором смысле его можно назвать

принципом формы, это - та сторона великого демонического существа, которая открывается в

жизни различных слоев Шаданакара как начало, активно переделывающее их данность согласно

замыслам и целям Мучителя, начало формирующее. Великая Блудница - ее имя Фокерма - сторона

демонического существа, втягивающая, всасывающая души и судьбы в орбиту Гагтунгра. Первое же

лицо, Гистург, Великий Мучитель - последняя глубина демонического Я, носитель высшей воли,

власти и желания.

Безмерно жуток его облик, каким видели его духовные очи немногих людей, проникших в

темные высоты Дигма - мира его обитания. Как бы возлежащий на бушующем лиловом океане, с

черными крыльями, раскинутыми от горизонта до горизонта, он поднимает свое темно-серое лицо в

зенит, где полыхают инфралиловые зарева, раскачиваются и гаснут протуберанцы, а в самом зените

блещет светило непредставимого цвета, отдаленно напоминающего фиолетовый. Горе тому, на кого

Гагтунгр опустит свой взор и кто этот взор встретит открытыми очами. Из всех носителей темных

 

миссий среди людей, восхищенных позднее в Дигм, кажется, только один (Торквемада) нашел в себе

силы вспомнить в этот миг Божье имя. Остальные монады стали рабами дьявола на неисчислимые

века.

Кроме Гагтунгра, в Дигме находятся также избранники зла: монады немногих людей, слившихся

со своими демонизированными шельтами, и столь же немногие души некоторых существ

демонической природы, в том числе - великих игв, темных водителей античеловечества, уже

закончивших свой путь в различных, более плотных материальных слоях. Здесь они творят

богоборческий план,   здесь простираются перед Гистургом, наслаждаются близостью Великой

Блудницы и приобщаются пучинам познания через лицезрение Урпарпа.

Имеется в Шаданакаре и еще более высокий демонический слой: это многомерный Шог,

материальность которого создана великими демонами макробрамфатур. Сюда втекают мощные

потоки инспирирующих, инвольтирующих богоборческих сил из глубины Вселенной, и никто,

кроме Гагтунгра, не может вступить в этот слой; остальные, и то в редчайшие минуты, способны

видеть его лишь извне. В эти минуты они воспринимают то светило невыразимого цвета, которое

пылает в зените Дигма, уже не как сферу, но как пульсирующую арку, перекинутую от края и до

края, а цветом схожую опять-таки с фиолетовым. Это - антикосмос Галактики, средоточье в ней сил

самого Люцифера. Временами арка как бы прогибается вовнутрь и силы Люцифера льются в Шог.

Тогда Гагтунгр, приемля их в себя, воздевает свои крылья в черное небо. Так, по крайней мере,

воспринимают те, кто видит Шог снаружи. Сами же по себе явления и формы этого мира для нас

трансцендентны.

Есть, впрочем, в Шаданакаре и другие слои, откуда может быть зрим антикосмос Галактики,

хотя и в ином аспекте. Антикосмосы всех брамфатур, и Шаданакара в том числе, - двухмерны: это

как бы бесконечные плоскости. Все они пересекаются между собой в одной и той же линии; ее

можно было бы назвать демонической осью Галактики. Для облегчения понимания я привлеку на

помощь некоторую условную пространственную модель. Возьмем книгу, поставим ее вертикально

на корешок, развернув ее и растрепав страницы, и двухмерную плоскость каждой из ее страниц

продолжим мысленно в бесконечность. Все эти плоскости окажутся пересекающимися друг с другом

под различными углами, но все - в одной вертикальной линии, находящейся внутри корешка.

Космический прообраз этой линии пересечения всех плоскостей и есть демоническая ось Галактики,

ее антикосмос. Естественно, что он будет зрим для любого существа, обитающего в любом из этих

двухмерных плоскостных миров, в том числе и из соответствующего слоя Шаданакара.

Двухмерный слой Шаданакара иногда именуется адом, но этот термин здесь не вполне уместен:

слой этот - не страдалище человеческих душ в их посмертии, но обиталище большинства

демонических существ нашей планеты. Можно называть его антикосмосом Шаданакара, но и это не

совсем точно, потому что Божественному Космосу противостоит не один этот слой, а все

демонические миры, он же является лишь, так сказать, главной демонической цитаделью.

Настоящее имя его Гашшарва.

Существа, пребывающие там, можно, если угодно, считать находящимися в состоянии

воплощения; впрочем, понятие воплощения вообще крайне относительно. Монады этих существ

всегда находятся высоко в Дигме и Шоге, шельты же их влачат свое существование между

воплощениями, по большей части, на одномерном Дне Шаданакара - в ужасном мире.

Гашшарва - ядро системы, создаваемой демоническими силами Шаданакара в противовес

Божественному Космосу, в предполагаемое ему замещение. Не лишенный торжественности, но

угрюмый этот мир любому из нас не мог бы не показаться жутким. Большое число временных

координат при наличии лишь двух пространственных создает особую духовную духоту. Для всякой

монады процесс вхождения ее шельта в этот мир мучителен: он напоминает ощущение,

возникающее при затягивании тела в тесный железный корсет. Чем меньше пространственных

координат, тем материальность мира плотнее. Однако среда этого мира все-таки схожа с воздухом, а

почва, совершенно плоская и однородная, более твердая, чем любой материал Энрофа. Никакого

 

эквивалента растительности нет. Источник света состоит в самоизлучении существ и некоторых

искусственных сооружений, причем синего и зеленого цветов здесь не воспринимают, но зато

воспринимают два инфракрасных. Один из них я буду условно именовать инфралиловым,

подчеркнув, что к ультрафиолетовому он не имеет отношения, а впечатление, производимое им,

ближе всего к тому, какое оказывает на нас очень густой, темный и в то же время интенсивный

лиловый цвет.

Антикосмос  Галактики, видимый из Дигма как светило совершенно невообразимого и

непередаваемого цвета, а из Шога - в виде титанической, пылающей и пульсирующей инфралиловой

арки, перекинутой через зенит, из Гашшарвы представляется как бы участком горизонта,

посылающим равномерное инфралиловое свечение из бесконечно удаленных пространств.

Всех обитателей Гашшарвы связывает между собой тирания Гагтунгра и, вместе с тем, нечто

вроде союза общих интересов. Гагтунгра они ненавидят, но, конечно, все же не так, как Бога. Здесь

обитают хозяева нижних чистилищ, магм и ядра - трех сакуал Возмездия.

"Поверженный Демон" Врубеля двузначен, двуслоен: это - и память о прозрении в Дигм, о

Гагтунгре, раскинувшем крылья до горизонта; это - и метапортрет, правильнее, инфрапортрет,

одного из демонов, мелких сравнительно с ним: хозяев чистилищ. Ангелами мрака именуются они,

и это наименование соответствует вполне их облику: в них есть некоторое человекоподобие, у них

широкие крылья удивительной красоты, а в пурпуровой и багряной окраске этих крыльев чудится

нечто царственное. Но на врубелевском полотне эти дивные крылья поломаны: гениальная интуиция

художника этой деталью передала роковую ущербность обитателей Гашшарвы. В действительности

их крылья не повреждены, но самая возможность пользования ими мучительно сужена, так как в

плотной, хотя и прозрачной среде этого слоя возможно только медленное продирание сквозь

материальность, а не полет. Серый, как пепел, цвет лиц ангелов мрака отталкивающ и ужасен, а в

чертах совершенно обнажена их хищная и безжалостная природа. Будучи хозяевами нижних

чистилищ, они восполняют убыль своих жизненных сил тем, что впивают гаввах людей,

вовлеченных в чистилища своею кармой. Проникая из Гашшарвы в эти чнстилища, они находят там

менее плотную среду, в которой полет угловатый, неровный, как бы рывками и зигзагами, все-таки

возможен.

Совершенно лишены человекоподобия другие обитатели

Гашшарвы, хозяева магм: их называют рыфрами. Более всего каждая из них подобна

движущейся гряде холмов. Есть нечто вроде лица, но очень размытое.

Может быть, читающий эту книгу упрекнет меня в недостатке воображения или в том, что я

верен христианской традиции как раз в самых неубедительных ее частностях. Но ведь именно игру

воображения я стремлюсь изгнать с этих страниц, и чем беднее они фантазией - тем лучше. А из

христианской традиции здесь остается не то, что лично я предпочел бы, но то, что получило

подтверждение в моем духовном опыте. К сожалению, такое подтверждение получили и образы

некоторых существ, возвещенных христианской демонологией. Как ни странно, но существа,

похожие на пресловутых чертей, действительно есть, и, представьте себе, даже с хвостом и рогами.

Они обитают в Гашшарве и пользуются сомнительным удовольствием быть хозяевами Ядра -

сакуалы, состоящей из самых ужасающих страдалищ Шаданакара. Вообще оказывается, что многие

из легенд, к которым мы привыкли относиться с улыбкой либо же, в лучшем случае, усматривая в

них символический смысл, следует понимать вполне буквально. Испытание для рассудка нашего

века воистину непосильное!

Круг обитателей Гашшарвы причудлив и пестр. Из них я знаю еще могучих демонов

женственной природы, которых условно привык называть велгами. Это - гиганты. В истории

человечества они проявляются иногда как умножательницы жертв и вдохновительницы анархий. О

каком бы то ни было их подобии не только людям, но даже чудовищам нашего мира здесь надо

забыть совсем: это скорее огромные, свивающиеся и развивающиеся покрывала, черные и лиловые.

У каждого народа Велга, кажется, только одна; во всяком случае, в России - одна, очень древняя.

 

Сроки их инкарнаций в Гашшарве - если это считать инкарнациями - исчисляются, по-видимому,

многими веками.

Некогда все эти существа обитали на поверхности земли, но не в Энрофе, а в слое

приблизительно такой же плотности и даже похожем на него отдаленно. Созданный Гагтунгром в

самом начале истории Шаданакара, слой этот уже давно перестал быть. Внешние формы

демонических существ были в том мире мельче и вообще несколько иными. Но  они не могли

чувствовать себя там хозяевами: они были сжаты, стеснены светом. Под его влиянием их естество

должно было измениться; оно переставало соответствовать их демонической сущности. Теперь в

Гашшарве им жизнь дается нелегко, но там они все-таки остаются самими собою.

Есть еще и другие существа, гнездящиеся там, но мне они неизвестны. Зато известно, что там

находятся некоторые из числа тех, кто были в Энрофе людьми: носители специальных темных

миссий. Впрочем, здесь они почти не страдают. Задача в другом: в Гашшарве они заботливо

подготавливаются силами Гагтунгра к очередному воплощению в человечестве.

Из каких побуждений подобная миссия может быть принята человеческим шельтом? - Дантес

принял ее из страха. После смерти низвергнутый сквозь все слои на Дно Шаданакара, он был взят

оттуда в Гашшарву силами Урпарпа и некоторое время спустя вновь родился в Энрофе. Не знаю,

умер ли он уже опять, но совсем недавно он существовал в России, где, выполняя новую темную

миссию, погубил несколько крупных дарований. Иногда же темную миссию принимают и

добровольно, из жажды власти, из жажды крови, из врожденного тяготения ко злу. Так было,

например, с Тимуром, прошедшим в посмертии те же круги, что и Дантес, но гораздо медленнее.

Поднятый наконец в Гашшарву, он принял новую миссию в силу безвыходности. Миссия эта была

несравненно мельче, чем первая: Гагтунгр любит издеваться надо всеми, в том числе и над своими

марионетками.

Силам Света нередко приходится спускаться в Гашшарву. Эти спуски мучительны, но они

вызываются необходимостью: этого требуют обстоятельства борьбы с ратями Гагтунгра. Обитатели

Гашшарвы видят своих проникающих сюда врагов, но воспрепятствовать их проникновению

бессильны.

Демоническая Основа включает еще один мир: мир одномерного пространства и одномерного

времени. Это Дно Шаданакара, страдалище демонических шельтов и немногих людей - носителей

темных миссий.

Дно возникло в самом начале существования нашей брамфатуры усилиями Гагтунгра и еще

более могучих, чем он, темных сил. Эта материальность самая плотная из всех возможных.

Материальность Энрофа до какой-то степени уподобляется ей только во внутренностях звезд или в

таких чудовищных телах нашей Галактики, как "белые карлики". Трудно представить, как в

подобных условиях может все-таки осуществляться движение. Однако оно на Дне Шаданакара есть,

для сознающего существа мучительное в высочайшей степени. Вызывается же оно необходимостью

поддерживать жизненные силы, так как в противном случае существо будет затянуто в некий

провал, ведущий в места, еще более печальные: на Дно Галактики.

Все это помогает окончательно уяснить относительность понятия "воплощение". Демоны,

воплощенные в Гашшарве или в некоторых других слоях трех и даже четырех измерений, после

смерти погружаются на Дно, где их ждет новое тело, самое плотное из возможных. Таков закон

кармы, обращающийся вторым острием против самих демонов. Излучениями их страданий на Дне

восполняет убыль своих жизненных сил сам Гагтунгр. Бунтовать против закона кармы? Но ведь во

время их воплощений во всех других слоях именно этот закон является для них источником сил

жизни. Восставать против него - значит отвергнуть гаввах как пищу, значит противопоставить себя

всему демоническому стану, всему антикосмосу, - то есть перестать быть демонами.

Подобным Дном обладает всякая брамфатура нашей Галактики, кроме тех, которые свободны от

демонических сил; следовательно, таких "днищ" в Галактике - миллионы. И подобно тому, как

двухмерные космические плоскости многих антикосмосов или гашшарв скрещиваются в общей

 

линии, точно так же скрещиваются в единой точке схода все космические линии галактических

днищ. Точка эта находится в системе звезды Антарес. Отнюдь не случайно эта звезда, именуемая

иначе Сердцем Скорпиона, служила во многих мифологемах древности и средних веков

олицетворением зловещих, даже дьявольских сил. Огромная планетная система этой звезды -

средоточие богоборческих полчищ Галактики, их обиталище в трехмерном мире; это также

титаническая метабрамфатура демонов, антикосмос нашего Млечного Пути в той мере, в какой этот

антикосмос вообще проявляется в Энрофе. Я уже говорил, что брамфатуры, в которых победили

демоны, - недолговечны, и великая планета - спутник звезды Антарес, инвольтирующая на Дно

Шаданакара теперь, скоро распылится, но ее место займет другая. Та же, которая инвольтировала в

эпоху создания Шаданакара, погибла миллионы лет назад.

В наших широтах звезда Антарес бывает видна поздней весною и летом низко над южным

горизонтом, и многие хорошо помнят яркую пульсацию ее виннокрасных лучей. Со Дна же

Шаданакара не видно ни Солнца, ни других небесных тел - ничего, кроме неподвижной Антарес, в

которую Дно упирается одним концом. Оттуда она кажется инфракрасной. В противоположном

направлении пространство этого одномерного мира гаснет вместе с приближением к поверхности

земной сферы. В ту сторону не видно ничего. Там-то и таится провал на лишенное времен Дно

Галактики.

Трудно представить, каким образом тело, самое плотное из всех, являет собою нечто вроде

самого простого, что мы в силах представить: нечто вроде черной линии. Еще труднее понять, что у

этих существ сохраняется эквивалент зрения и даже осязания. Самое же непонятное, пожалуй, то,

как они вообще в состоянии видеть сквозь предельно плотную среду. Из этой среды они восполняют

свои жизненные силы. Общение их между собою возможно, но крайне ограничено. Страдание

неописуемо.

Не только Дно, но и все миры демонической Основы возникли, как я уже говорил, в период

остывания физического тела Шаданакара. До появления органической жизни в Энрофе деятельность

Гагтунгра клонилась к попыткам создать для демонических сил слой обитания на поверхности

земли, а когда это не удалось - к укреплению и развитию Гашшарвы и других слоев, связанных с

нижними слоями коры, с магмами и ядром планеты. Когда же в Энрофе возникла органическая

жизнь, его деятельность направилась на завладение царством животных - это отчасти удалось - и на

утяжеление законов демиургов. В итоге равнодействия этих двух сил сформировались основы тех

законов Природы и Кармы, в которых мы живем.

Религиям семитического корня свойственно стремление

возложить ответственность за жестокость законов на Божество.

Как ни удивительно, но не вызывала протеста, даже просто не осознавалась самая их

жестокость, по крайней мере жестокость законов возмездия. С непостижимым для нас спокойствием

даже праведники христианских метакультур мирились с представлением о вечных страданиях

грешников. Абсурдность вечного воздаяния за временное зло не волновала их разума, а совесть -

непонятно как

- удовлетворялась идеей о предвечной незыблемости, то есть безвыходности этих законов. Но то

состояние разума и совести миновало давно. И нам кажется кощунственной мысль, будто этот

Закон, в том виде, как он существует, создан по божественному произволению.

Да, ни единый волос не упадет без воли Отца Небесного, не шелохнется ни единый лист на

дереве. Но это следует понимать не в том смысле, что весь мировой Закон в его совокупности есть

проявление Воли Божией, а в том, что становление свободных воль, которое представляет собой

Вселенная, санкционировано Богом. Из наличия множества свободных воль проистекла

возможность отпадения некоторых из них; из их отпадения проистекла их борьба с силами Света и

создание ими антикосмоса, противопоставляемого Космосу Творца.

С самого начала возникновения живой жизни в Энрофе Гагтунгр и его стан наложили свою лапу

на законы этой жизни. Изменить законы средних слоев Шаданакара им не удалось, но многие виды

 

и классы животного царства и некоторые слои стихиалей подпали их владычеству - полностью или

частично. Отсюда и двойственность того, что мы называем природой: красота, одухотворенность,

гармоничность, дружественность, с одной стороны, всеобщее взаимопожирание живых существ - с

другой. Неужели не очевидно, что и та, и другая сторона - одинаково реальны? Неужели хоть один

человек с совестью и умом, сколь горячо он ни любил бы природу, дерзнет сказать, что ее гармония

покрывает и снимает то безбрежное море страданий, какое являет эта самая природа

непредубежденным очам? И неужели найдется хоть один человек, который, вопреки этому морю

страданий, столь явному, столь неоспоримому, так неумолчно оглушающему нас стонами и криками

живых созданий, хоть изредка не переживал бы природу, как необъяснимую, вопреки всему

пребывающую гармонию и несравненную красоту? Почему же случилось так, что это роковое

противоречие до сих пор не понято и не разрешено? Не потому ли, что религиозная мысль на Западе

свыше двадцати веков находится в плену идеи абсолютного всемогущества Бога и вытекающих

отсюда предрассудков о единстве Природы, а на Востоке - устоявшийся философский монизм не

дает приблизиться к пониманию ее двойственности?

ГЛАВА 2. МИРЫ ВОЗМЕЗДИЯ.

В эпоху первобытных обществ демонические силы были заняты торможением их развития и

подготовкой слоев трансфизических магм и ядра к приему миллионов душ грядущего человечества.

Несколько позднее, уже в исторические времена, были созданы шрастры и сакуала уицраоров.

Большинство чистилищ возникло в еще более поздние эпохи.

Изложение миров Возмездия начинается с чистилищ потому, что они ближе к нам, чем другие;

они соизмеримее с понятиями, привычными для нас, а в случаях нисходящего пути после смерти

спуск начинается именно с чистилищ. В большинстве случаев чистилищами он и ограничивается.

Слово "чистилище" взято из католичества, но с

католическими представлениями панорама того, о чем пойдет речь,

совпадает далеко не во всем. Можно было бы применить к этим

слоям также термин "шеолы", но иудаистические картины этих

теневых стран умерших тоже отнюдь не будут повторены в моем

изложении.

Чистилища различных метакультур несколько отличаются друг от друга; даже отдельно взятое,

каждое из них претерпевает значительные изменения на протяжении веков. Сформировались они

тоже в различные эпохи. В метакультурах древности, включая Византию, их не было вообще. Точнее

- на их месте были миры безысходного страдания; отголосок мистического знания о безвыходности

страдалищ явственно слышен в большинстве древних религий.

Древнейшие из чистилищ принадлежат к метакультуре

Индийской: именно этот синклит первым в истории человечества достиг такой мощи Света,

какая была необходима для того, чтобы воспрепятствовать силам Гагтунгра превратить в

страдалища сакуалу некоторых слоев искупительного посмертия, которую Индийская метакультура

унаследовала от древнейших человечеств - даймонов и титанов. Позднее в чистилища были

превращены некоторые слои метакультур еврейства, христианства и ислама: здесь решающее

значение имело воскресение Иисуса Христа, Его схождение в демонические миры и последовавшая

затем, в течение ряда веков, борьба христианских синклитов с демонами за смягчение Закона

возмездия. Но в Византийской метакультуре эта борьба победой не увенчалась. Вражеский стан

оказал непреодолимое сопротивление; в итоге этой борьбы Византийская метакультура оторвалась

от Энрофа. Я мимоходом упоминал уже о многозначительности того обстоятельства, что

византийское православие не приняло идеи чистилищ, когда она появилась в западной Церкви. В

 

ужасающих перспективах вечных мук, ожидающих грешную душу, следует искать и горючее

вещество того аскетического максимализма, которым пламенел византийский религиозный дух до

самого конца своей истории. Да, перед духовидцами Византии эсхатологическая глубь разверзалась

со всеми крайностями своей демонической жестокости. Приходится удивляться не отчаянным

эксцессам аскетизма в этой стране, а скорее тому, что не во всех метакультурах, лишенных

чистилищ, подобные эксцессы имели место.

В Российской метакультуре первый шеол был создан в XII веке, будучи преобразован из

страдалища силами Христа. С течением времени он несколько изменил свой вид; изменились и те

кармические грузы, которые влекут умерших в этот мир. Впрочем, механическая сторона действия

Закона возмездия остается, конечно, неизменной, всегда и везде: она состоит в том, что нарушение

нравственных законов влечет за собой утяжеление эфирного тела совершившего. Пока он жив,

утяжеленное эфирное тело остается как бы на поверхности трехмерного мира: при этом тело

физическое играет роль спасательного круга для утопающего. Но как только связь между ними

разрывается смертью, эфирное тело начинает погружаться глубже и глубже, из слоя в слой, пока не

достигнет равновесия с окружающей средою. Таков, в основном, механизм. Но есть и существа,

которые следят за его безотказным действием: блюстители кармы. Это совсем особая категория;

среди разнообразных демонов Шаданакара это - пришельцы. Когда демонические полчища планеты

Дайи были изгнаны из ее брамфатуры прочь, в брамфатуру ее спутника, а спутник вскоре за тем

погиб и превратился в стаю мертвых кусков - астероидов, его демонические обитатели рассеялись в

мировом пространстве в поисках новых пристанищ. Часть их вторглась в Шаданакар, заключив

некое подобие договора с силами Гагтунгра. Это существа высокого интеллекта, но с холодной, как

лед, сферой чувств. Им равно чужды ненависть и любовь, злоба и сострадание. Они взяли на себя

заботу о механизме кармы, восполняя убыль своих жизненных сил эманациями душевных мук тех

людей, что после жизни в Энрофе принуждены опускаться в Скривнус, Ладреф и Мород- верхние

слои чистилищ. Размеры этих существ огромны; они полупрозрачны и серы, как мутное стекло, тела

их прямоугольны, а в мордах, как это ни странно, есть сходство с мордами сторожевых собак:

торчащие уши и зорко наблюдающие глаза. С силами Света они вступают в борьбу только тогда,

когда эти силы предпринимают труд по смягчению законов кармы и преобразованию чистилищ.

Первое из чистилищ именуется Скривнус. Это - картина обезбоженного мира и обезбоженного

общества без всяких прикрас. Бесцветный ландшафт; свинцово-серое, никогда не волнующееся

море. Чахлая трава, низкорослые кустарники и мхи напоминают до некоторой степени нашу тундру.

Но тундра хотя бы весной покрывается цветами; почва же Скривнуса не взрастила ни одного цветка.

Обиталищами миллионных масс тех, кто были людьми, служат здесь котловины, замкнутые среди

невысоких, но неприступных откосов. Скривнус не знает ни любви, ни надежды, ни радости, ни

религии, ни искусства; никогда не видал он и детей. Нескончаемый труд прерывается лишь для сна,

но сны лишены сновидений, а труд - творчества. Какие-то огромные пугающие существа бодрствуют

по ту сторону откосов; время от времени они швыряют оттуда груды предметов, как бы скользящие

по воздуху. Каждый из предметов сам находит того, кто над ним должен работать: чинить никому не

нужную ветошь, мыть что-то вроде измазанных маслом и грязью склянок, надраивать металлические

обломки. И работа, и сон протекают преимущественно в баракообразных домах, длинных,

перегороженных внутри барьерами высотой до пояса.

Облик обитателей сохраняет полное человекоподобие, но черты смыты и разглажены. Они

напоминают блины, почти полностью схожие друг с другом. Впрочем, память о существовании в

Энрофе не только сберегается в душе обитателей, но и гложет их, как мечта об утраченном рае.

Самое неотступное из мучений Скривнуса

- это скука безысходного рабства, это нудность труда, это отсутствие перспектив, каких бы то ни

было.

Ибо не перспективой, а кошмаром вечно нависающей угрозы представляется единственно

реальный выход отсюда. Выход этот заключается в том, что на море показывается черный, похожий

 

на ящик корабль, быстро и бесшумно скользящий к берегу. Его появление повергает обитателей в

панический ужас, так как ни один не знает, застрахован ли он от поглощения кромешной темнотой

трюма. Забрав некоторое число их - тех, кого груз кармы обрекает на страдание в более глубинных

слоях, корабль отчаливает. Заключенные в трюм не видят совершаемого пути. Они чувствуют

только, что движение по горизонтали сменяется спиральным спуском, как если бы корабль

увлекался в закручивающийся Мальстрем.

Скривнусом ограничиваются искупительные страдания тех" чья совесть не омрачена памятью ни

о тяжких пороках, ни о преступлениях, но чье сознание в Энрофе было отделено от воли и влияния

его шельта глухой стеной житейских забот и попечений только о материальном.

Следующий слой похож на предыдущий, но он темней: как будто он застыл в неопределенном

сумраке на границе вечной ночи. Здесь ни строений, ни человеческих толп; однако каждый ощущает

невидимое присутствие множества других: следы движений, схожие с отпечатками ног, выдают их

присутствие. Чистилище это называется Ладреф, и кратковременное пребывание в нем испытывают

десятки миллионов. Это - следствие маловерия, не дававшего силам духовности проникать в

естество человека и облегчать его эфирное тело.

Тот, кому предстоит дальнейший спуск, субъективно

воспринимает его так, как если бы он заснул и внезапно

проснулся в изменившейся обстановке. В действительности же

демонические существа - осуществители кармы - переносят его во

время забытья в другой поток времен, хотя число

пространственных координат - три - остается неизменным во всех

шеолах.

Искупающий свою карму оказывается среди полного мрака, где слабо фосфоресцируют только

почва да редкие эквиваленты растений. Благодаря светящимся скалам ландшафт не лишен кое-где

мрачной красоты. Это последний слой, где еще имеется то, что мы обобщенно называем Природой.

Следующим слоям будет свойственен только урбанистический ландшафт.

Здесь, в Мороде, царствует абсолютная тишина. Каждый, пребывающий в этом мире, других

обитателей не воспринимает совсем и уверен в своем полном одиночестве. Тоска великой

покинутости охватывает его, как железный панцирь. Напрасно метаться, молиться, звать на помощь,

искать - каждый предоставлен общению только с собственной душой. А душа преступна, ее память

запятнана совершенным на земле злодеянием, и для такой души нет ничего более пугающего, чем

уединение и тишина. Здесь каждый уразумевает смысл и масштабы совершенного на земле зла и

выпивает до дна чашу ужаса перед своим преступлением. От этого бесконечного диалога с самим

собой несчастного не отвлекает ничто, даже борьба за существование. Потому что никакой борьбы

тут нет, пища кругом в изобилии, ею служат некоторые виды почв. Одежда? Но в большинстве

слоев, в том числе и в Мороде, эфирное тело само излучает облекающую его ткань: ту, которую мы

заменяем одеждой. И если в мирах Просветления она прекрасная и светящаяся, то в Мороде

творческая ущербность его   обитателей позволяет создавать только эфирные клочья. Впрочем,

подобное нищенское рубище облекало астрально-эфирное существо искупающего уже в Ладрефе.

Того, чью совесть не может очистить и Мород, ждет уже не спуск в  следующий слой, а

внезапный и устрашающий провал в него: это схоже с трясиной, в которую несчастный попал

неожиданно для себя и которая засасывает его: сперва ноги, потом туловище, наконец, голову.

Повествование достигло Агра, слоя черных паров, между которыми вкраплены, как острова,

черно-зеркальные отражения великих городов Энрофа. Этот слой, как и все чистилища, не имеет

космической протяженности. Поэтому здесь ни солнца, ни звезд, ни луны: небо воспринимается как

плотный свод, окутанный постоянной ночью. Некоторые предметы светятся сами, тускло светится и

земля, точно пропитанная кровью. Цвет здесь преобладает один: в Энрофе мы не способны видеть

его, и по впечатлению, производимому им, он скорее всего напоминает темно-багровый. Кажется,

это тот самый невидимый свет, который в физике называется инфракрасным.

 

Я очень немного, едва-едва, знаком с инфра-Петербургом. Помню, что там тоже есть большая,

но черная, как тушь, река и здания, излучающие кроваво-красное свечение. Это подобно отчасти

иллюминациям наших праздничных ночей, но жутким подобием. Внешний облик тех, кто пал в этот

мир, напоминает, до некоторой степени, облик гномов: человекоподобие еще сохранено, но формы

уродливы и убоги. Рост уменьшен. Движения замедлены. Никакой материальности, заменяющей

одежду, их тело уже не излучает; царствует беспомощная нагота. Одно из мучений Агра - чувство

бессильного стыда и созерцание собственного убожества. Другое мучение в том, что здесь начинает

впервые испытываться терпкая жалость к другим подобным и приходит понимание своей доли

ответственности за их трагическую судьбу.

Третья же мука этих несчастных - страх. Он порождается наличием в Агре еще других существ,

хищниц демонической природы: они  называются волграми. Когда мы приблизились к зданию,

составлявшему темноэфирное тело Инженерного замка, я различил неподвижно сидящее на его

крыше существо, огромное, величиной с ящера мезозойской эры. Оно было женского пола,

мешковатое и рыхлое, с серою, ноздреватою кожей. Сиротливо прижавшись щекой к башне и обняв

ее правою лапой, бедняга неподвижно смотрела перед собой совсем пустыми, как мне показалось,

глазницами. Она была глубоко несчастна. По-моему, ей мучительно хотелось кричать или выть, но

ни рта, ни пасти у нее не было. Впрочем, чревато опасностями могло быть самое чувство жалости к

ней: лукавая хищница подстерегала жертву, и жертвой мог сделаться всякий из тех, кто были

людьми. В зверином страхе перед волграми бедные гномы прятались по углам или прокрадывались,

затаив дыхание, у подножия зданий, облюбованных этими чудищами. Быть пожранным, вернее,

всосанным волгрою через ее пористую кожу значило умереть в Агре, чтобы затем возникнуть еще

ниже, в Буствиче или в страшном Рафаге. Позднее я увидел, что волгр - множество, что они отчасти

разумны и что грубая, мрачная цивилизация, которая отличает Агр, - именно их творение.

Механических приспособлений, облегчающих труд, у них еще почти не было. Они вручную

громоздили из какого-то материала, похожего на стволы гигантских деревьев Калифорнии, здания,

которые я видел кругом, и каждый кусок этого материала, плотно примыкая к остальным, начинал

светиться тускло-багровым, почти ничего не озарявшим излучением. В чем заключалась связь между

зданиями человеческих городов в Энрофе и сооружениями волгр в Агре, для меня осталось

неясным.

Звуковым языком они, конечно, не обладали, но у них было нечто вроде языка жестов. Здания

они строили, по-видимому, для того, чтобы укрыться в них от коротких проливных дождей,

налетавших поминутно. Дожди были черные.

Странно, разумеется, и то еще, что у волгр существует не два пола, а три. Мужская особь

оплодотворяет особь среднего пола, которая некоторое время вынашивает зародыш внутри себя, а

затем передает его будущей матери.

Но кое-где в эту цивилизацию вкрапливались, как острова, безмолвные, совсем не светящиеся

здания. Волгры даже не приближались к ним: по-видимому, им мешало нечто, мною невидимое.

Такие здания возвышались на месте Исаакия и некоторых других храмов Петербурга: единственные

убежища от волгр, где мученики Агра хоть на краткое время могли ощутить себя в безопасности.

Кто их воздвиг? когда? из какого материала? Не знаю. Голод не давал несчастным таиться в этих

приютах: он гнал их в поиски за съедобной плесенью, покрывавшей фундаменты этого

безрадостного города.

Если тяжелая карма не сделает того, кто попал сюда, жертвою волгры и он не очнется в

следующем из миров нисходящего ряда, рано или поздно ему суждена трансформа, поднимающая

вверх. Кончающий свое искупление постепенно меняется телесно. Он увеличивается ростом, у него

начинают снова проступать черты лица, напоминающие черты, которыми он обладают прежде, и

волгры не дерзают подступать к нему. Самая трансформа происходит с помощью братьев из

Небесной России: спустившись в Агр, они окружают окончившего искус. Присутствовать при этом

событии из числа гномов могут лишь те, кто скоро будет поднят отсюда таким же образом. Но пока

 

они смотрят на совершающееся со стороны, им кажется, будто братья синклита поднимают

освобождаемого на своих крыльях или на складках светящихся покрывал. Волгры, охваченные

мистическим трепетом и страхом, смотрят на это событие издали, но не в состоянии понять ничего.

Лестница восхождения не закрыта ни перед одной

демонической монадой, даже перед волграми. Но для подобного

обращения требуется столь острая ясность сознания, какая не

встречается здесь почти никогда.

Иногда встречается здесь совсем иное: местами ландшафт разнообразится светящимися

пятнами, похожими на огромные гнилушки. Что-то от трупной зелени есть в них... Это в Агр

просвечивает другой слой, расположенный ниже: Буствич. Там все гниет, но никогда не сгнивает до

конца; в состоянии, сочетающем гниение заживо с духовной летаргией, и заключается мука

Буствича. В Буствиче развязывают узлы своей кармы те, чья душа, отяжеленная тяготением к ничем

не озаренному плотскому, не выработала за свою жизнь на земле никакого противовеса. Здесь

пленника гложет удручающее отвращение к самому себе, потому что эфирное тело его превратилось

в подобие кала. Ибо, как это ни страшно и ни омерзительно, но Буствич, в сущности, не что иное,

как нечистоты волгр.

К душевным мукам здесь начинает присоединяться и телесная: способность пленников к

движению крайне ограничена, как и их способность к самозащите. А самозащита насущно

необходима любому из них, ибо рядом с ними здесь обитают, между двумя воплощениями в одном

из демонических стихиальных миров, облаченные в темноэфирные тела души мелких

человекоподобных демонов: здесь они имеют вид человеко-червей, а размерами напоминают кошку.

Заживо, медленно, понемногу пожирают они в Буствиче тех, кто когда-то были людьми в Энрофе.

В очередном двойнике Инженерного замка (такой есть и в Буствиче) находился в то время, то

есть в 1949 году, император Павел I. Он миновал уже цикл мучений в слоях более глубоких и теперь

был медленно поднимаем в Друккарг - шрастр российского античеловечества. Суровость

постигшего его несчастья поразила меня. Но мне было объяснено, что, если бы часть груза не была

снята с него мукой его умерщвления в ночь на 12 марта и вместо этого он   продолжал бы

тиранствовать вплоть до своей естественной кончины - груз содеянного повлек бы его еще глубже,

вниз, пока не был бы достигнут Пропулк - одно из самых ужасающих страдалищ.

За Буствичем следует чистилище, носящее имя Рафаг: здесь изживаются кармические следствия

предательств и корыстной преданности тираниям. Рафаг - мука непрерывного самоистощения,

нечто, на что могут намекнуть такие явления нашего слоя, как страдания холеры. Это последний

слой, ландшафт которого хотя   бы отдаленно напоминает наши города; убежищ, маячивших в

Буствиче и Агре, здесь, однако, уже нет. Покров соборных молитв человечества не распространяется

до Рафага: глубже могут досягать лишь силы синклитов и высших иерархий Шаданакара.

Над тремя последними, нижними чистилищами, господствуют ангелы мрака.

Первый из этих слоев - Шим-биг - являет собой медленный поток, движущийся по невыразимо

мрачному миру, заключенному под высокий свод. Трудно понять, откуда исходит полусвет,

мертвенный и бесцветный. Мельчайший дождь сеется на поток, вскипая на его поверхности

маленькими пузырями. И уже не одежда мучающихся здесь душ, но сами души в их

деградировавших эфирных телах похожи на дымно-бурые клочья. Они мечутся взад и вперед,

цепляясь за что попало, лишь бы не пасть в поток. Их томит не только ужас: еще большее мучение

заключается в чувстве стыда, нигде не достигающем такой силы, как в Шим-биге, и жгучая тоска по

настоящему телу, по мягкому теплому миру - воспоминания о радостях жизни на земле.

Здесь же усиливается сострадание.

А устье потока видится совсем вблизи. И сам поток, и весь этот туннелеобразный мир

обрываются там подобно тому, как обрывается туннель метро при выходе на эстакаду. Но воды не

впадают ни во что: и они, и берега, и свод - все растворяется в серой беспредметной пустынности.

 

Там не может быть никакого тела, там и намека нет на какую-либо почву или среду. Только одно не

гаснет там: искра самосознания. Это чистилище называется Дромн: иллюзия страшного небытия.

И если в Шим-биге себя искупали те, на ком ответственность за несколько человеческих

смертей, хотя бы даже смертей преступников, кому подписывался смертный приговор или на кого

составлялся предательский донос, - в Дромне находятся те, чье нарушение Закона кажется, на наш

взгляд, несравненно меньшим. Да, арифметика кармы - странная арифметика! И в Дромн увлекают

не злодеяния, не кровопролития, но всего лишь кармическое следствие активного безверия,

воинствующее отрицание духовности, деятельное утверждение ложной идеи о смертности души.

Тайна этой удивительной, непропорциональной, казалось бы, кары в том, что все эти волевые акты

еще при жизни в Энрофе как бы наглухо забили пробками дыхательные пути души; итогом явилось

еще большее отяжеление эфирного естества, чем даже бывает в результате отдельных преступлений,

если взять их изолированно, самих по себе. Пленнику Дромна кажется, что нигде нет ничего, нет и

его самого - именно так, как это ему рисовалось при жизни. И он с величайшим усилием, очень не

скоро может справиться с поражающим фактом - неугасанием самосознающего Я даже здесь, в

абсолютной пустоте, вопреки рассудку и здравому смыслу. При этом он начинает смутно понимать,

что все могло бы быть иначе, если бы это небытие - или полунебытие - он не выбрал сам.

Но тоска добровольной покинутости, окрашивающая пребывание в Дромне, мало-помалу

начинает уступать место тревоге. Я чувствует, что его куда-то влечет, как бы вниз и вкось, и само

оно из точки превращается в вытянутую фигуру, устремленную книзу. Отсутствие всяких

ориентиров не дает понять, падает ли он медленно или низвергается с большой быстротой. Только

внутреннее чувство вопиет громче всяких доказательств логики, что он движется не вверх и не в

сторону, но именно вниз. Вот внизу уже обозначилось и розоватое пространство. Несколько

мгновений этот цвет может казаться падающему даже радостным. Но затем леденящая догадка

пронизывает несчастное Я: оно поняло, что непреодолимо опускается в раскаленное, тихое, как бы

железное море. Вес опускающегося стремительно возрастает; вот он прикасается к раскаленно-

красной поверхности Фукабирна и погружается в его среду. Мука состоит, кроме жгучего телесного

страдания, именно в ужасе опускания в вечные пытки - опускания, которое представляется

невозвратным.

Фукабирн - последний в сакуале чистилищ. Теперь начинается сакуала трансфизических магм:

эти локальные миры сосуществуют в трехмерном пространстве, но в других потоках времени, с

поясами раскаленного вещества в оболочке планеты. Повторяю, подчеркиваю: во всех

метакультурах, кроме Индийской, страдания этих миров не имели конца, пока Иисус Христос не

совершил того освободительного спуска в них, который в церковном предании называется

схождением Спасителя в ад. С этого мгновения для сил Света становится возможным, хотя и

требующим огромных усилий, извлечение страдальцев из этих пучин после известного срока,

необходимого для развязывания узлов личной кармы.

Первая из магм - это Окрус, вязкое дно Фукабирна.

Вокруг шельта уже в Дромне не осталось никаких старых оболочек и начало образовываться

новое телесное существо. В Окрусе его формирование подходит к концу, но ничего, хотя бы

отдаленно напоминающего человеческий облик, нет в нем: это шарообразное нечто из оживленного

инфраметалла.

За что же муки Фукабирна и Окруса, за что? О, этих страдальцев уже немного. В Скривнусе и

Ладрефе томились миллионы, здесь - сотни, может быть, даже десятки. Осуждение идейного врага

на великие мучения, осуждение невинных, терзание беззащитных, мучительство детей - все это

искупается страданиями здесь, в Окрусе и Фукабирне.

Здесь мучающийся вспоминает отчетливо о религиозных учениях, слышанных на земле, и о том,

что он был предупрежден. Телесные муки субъективно ощущаются здесь, как воздаяние, но уже

начинает осознаваться двойственная природа Закона и ответственность за его жестокость не Бога, а

демонических сил. Сознание яснеет: в этом - проявление Провиденциальной стороны Закона, той

 

его древней основы, которая была создана демиургами еще до вторжения Гагтунгра в Шаданакар.

Прояснение сознания, прояснение совести, возрастание духовной жажды - это та сторона Закона

возмездия, которую светлые силы отстояли от темных и благодаря которой Закон все-таки не

сделался абсолютным злом.

Инфрафизическая субстанция магм очень похожа на их физическую субстанцию. Их пленники

сначала сохраняют свободу движения, но в действиях для поддержания существования здесь пока

нет нужды: силы впитываются из окружающей среды механически. Все это относится и ко второму

из поясов магм - Гвэгру, представляющему собой раскаленную докрасна, неподвижную среду.

Однако я хотел бы напомнить, что страдание в Энрофе - какое бы то ни было - ослабляет

посмертную муку, преимущественно в смысле сокращения сроков ее, но иногда и в смысле ее

"качества". Длительность искупительного наказания души после смерти определяется, в основном,

масштабами тех жертв, которые пострадали от  его деяний в Энрофе. Массовый характер

преступлений влечет за собой понижение слоев возмездия: Окрус может быть заменен, например,

Укарвайром, Гвэгр - Пропулком. При этом суть дела в том, что телесные муки, начавшиеся  в

Фукабирне и возросшие в Окрусе и Гвэгре, апогея достигают в следующем слое, называемом

Укарвайр: это магма бушующая. Там искупают себя извратители высоких и светлых идей, несущие

ответственность за калечение трансфизических путей тысяч и миллионов. Там же и те, кто повинен

в гнусных деяниях, называемых на нашем сухом, мертвом языке осознанным садизмом, -то есть

таких поступков, при которых страдания других не только вызывали чувство наслаждения, но и

недолжность этого наслаждения была совершенно ясно осознана преступником тогда же. Осознана -

но не помешала наслаждению, не воспрепятствовала испытывать его опять и опять.

К счастью, время здесь течет гораздо быстрее. Весьма известному писателю наших дней,

виновному, конечно, не в осознанном садизме, а в подмене идеалов, в извращении идей, в

отравлении множества сознаний ложью, казалось, например, что он здесь пробьют не десять лет, как

это было по времени Энрофа, а всего несколько дней.

Далее идет Пропулк - магма твердая: мир искупительных страданий массовых палачей,

виновников кровопролитных войн и мучителей народных множеств. Свобода движения

утрачивается. Тело как бы замуровано в твердый состав, сдавлено со всех сторон. Но даже

страшнейшую телесную муку здесь перерастает страдание души. Это такое жгучее раскаяние и такая

тоска о Боге, какие невозможны ни в одном из высших слоев. К счастью, до Пропулка спускаются

немногие. Нужно ли говорить, что здесь такие существа, как Ежов или сподвижники Берии?

Удивительно то, что здесь совсем еще недавно продолжал томиться Малюта Скуратов, а в Пропулке

Западных метакультур все еще не развязали своей кармы не только Робеспьер и Сен-Жюст, но даже

некоторые из инквизиторов XVI века.

Сакуала магм завершается слоем, носящим название Ырл: это магма сверхтяжелая. Здесь

телесные страдания совершенно меркнут перед духовною мукой. Ырл создан для возмездия тем,

кого на нашем юридическом языке мы назвали бы рецидивистами: тем, кто, уже раз испытав

падение в магмы и возвратившись в Энроф, вновь отягчил себя великими злодеяниями.

Магмы кончились.

Ниже начинается сакуала миров, соотносимых с физическим ядром планеты, общая для всех

метакультур.

Первым идет Биаск, инфракрасные пещеры, худшая из алых преисподних, если так определить

всю лестницу слоев от Фукабирна до Биаска. Форма здесь меняется, появляется подобие головы и

четырех ног. Но зато  дар речи утрачен, так как разговаривать не с кем: каждый из узников

изолирован от остального мира и видит только своих мучителей - именно тех, которые похожи, как

это ни странно, на пресловутых чертей. Сидя здесь, в Энрофе, в относительной безопасности, можно

сколько угодно посмеиваться над верой в существование этих рогатых безобразников, но не стоит

желать даже смертельному врагу более близкого с ними знакомства. А так как жертв, павших в

Биаск, насчитывается всего десятки, чертей же, нуждающихся в их гаввахе, - многое множество, то

 

они выколачивают гаввах из своих жертв всеми способами, какие в состоянии измыслить. Жертвы

Биаска - это те, кто был в Энрофе растлителями духа. Такие преступления расцениваются столь

сурово потому, что они приносят больше кармического вреда для тысяч человеческих душ. Даже

палач, от руки которого погибли физически сотни людей, не принес такого ущерба, как те, про кого

сказано в Евангелии: "Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы,

если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской" (Матф. 18,

6). И даже если бы Ярославский или Бедный были в своей частной жизни добрыми людьми, это не

спасло бы их от посмертной судьбы, ждущей растлителей духа.

Ниже Биаска зияет Амиуц: вертикальные щели. Падающий как бы застревает, подвешенный в

полной беспомощности. А так как щели ведут в Гашшарву, то несчастный оказывается висящим

прямо над гнездилищем демонических сил Шаданакара. Здесь те, кто сочетал сознательный садизм с

огромностью злодеяний.

Но из вертикальных щелей Амиуца есть и боковые ходы-тупики. Это Ытрэч, планетарная ночь,

длящаяся от начала формирования Шаданакара до конца существования нашей планеты в Энрофе,

то есть до истечения второго (будущего) зона. Здесь были очень немногие, например Иоанн

Грозный. А дальше есть еще один слой, совсем особый: деянию Иуды Искариота соответствовал

только он. Называется он Журщ, и никто никогда, кроме Иуды, в этот слой не вступал.

Ясно, конечно, что о страданиях, переживаемых в слоях ядра, мы не можем себе составить даже

отдаленного представления.

И вот описание подошло к последнему из слоев - кладбищу Шаданакара. Мне никак не

удавайтесь расслышать точно его наименование: иногда казалось, что оно звучит как Суфэл, иногда

же более правильным мне казалось Суфэтх, и вопрос остался нерешенным. Сюда из нижних

страдалищ опускаются упорствовавшие во зле. Здесь их скорлупы - остатки шельта - покидаются

монадами. Монады выпадают из Шаданакара вообще, чтобы начать все сначала в непредставимых

пространствах, временах и формах. И все же это лучше, чем провал сквозь Дно Шаданакара на

Галактическое Дно: здесь монада не выпадает, по крайней мере, из Космического Времени.

Но шельт - живой, это самосознающее, хотя и низшее "я"; в Суфэтхе он едва шевелится,

постепенно выдыхая остатки жизненных сил. Это и есть та смерть вторая, о которой говорится в

Священном писании. Искра сознания теплится до конца, и мера ее мук превышает воображение

самих демонов. Сюда до сих пор не может досягнуть никто из Света, даже Планетарный Логос.

Братьям синклитов Суфэтх может быть виден иногда, но не изнутри, а из соседних слоев. Тогда они

различают пустыню, над которой стоит тускло-лиловым солнцем Гашшарва - антикосмос Гагтунгра.

К счастью, за всю человеческую историю набралось лишь несколько сотен монад, падавших до

Суфэтха. Из них только несколько единиц оставили след в истории, ибо все крупные монады

нисходящей направленности затягиваются в Гашшарву. В Суфэтхе - те, кто не нужен и Гагтунгру. Из

исторических деятелей я знаю только об одном - о Домициане, в следующем воплощении, после

падения в Пропулк, ставшем маршалом Жюлем  де Рэцем, тем самым, который сперва был

сподвижником Жанны д'Арк, а потом - злодеем и садистом, купавшимся в ваннах, устроенных из

внутренностей убитых им детей. Сброшенный в Ырл, он в следующей инкарнации в Энрофе опять

запятнал себя великими злодеяниями в эпоху инквизиции. После третьей кончины он в третий раз

прорезал все слои преисподней, достиг Суфэтха и был выброшен из Шаданакара, как шлак.

Я хорошо знаю, что гуманистическому сознанию нашего века хотелось бы встретить совсем

другие картины, чем те, какие намечены мною в этой главе. Одних отпугнет то, что мои

свидетельства покажутся им слишком напоминающими, несмотря на все отличия, популярные

образы, исток которых - в историческом  христианстве. Других будет шокировать дикарская

суровость законов и материальный характер ужасающих мук в страдалищах. Но первых я готов

спросить: неужели они думали всерьез, что учение отцов церкви не содержит ничего, кроме игры

испуганного воображения? Только сознание, безрелигиозное, как трактор или прокатный стан,

может полагать, например, что "Божественную комедию" мы в силах исчерпать, толкуя ее как сумму

 

художественных приемов, политической ненависти и поэтических фантазий. В первой части Данте

показал лестницу нисходящих слоев, наличествовавших в средние века в инфрафизике Романо-

католической метакультуры. Нужно учиться отслаивать примесь, внесенную в эту картину ради

требований художественности либо вследствие аберраций, присущих эпохе, от выражения

подлинного трансфизического опыта, беспримерного и потрясающего. И не лишним будет, мне

кажется, указать, что ныне тот, кто был Дантом, входит в число нескольких величайших духов

человечества, таких, которые властны проникать невозбранно до самого Дна Шаданакара.

А тем, которые возмущены суровостью законов, можно ответить одно: так работайте же над их

просветлением! Конечно, с умственными привычками гуманистического века легче бы сочеталось

представление не о материальных муках, но о, так сказать, духовных: угрызениях совести, тоске от

невозможности любить и тому подобное. К сожалению, варварские эти законы создавались,

очевидно, без учета настроения интеллигенции XX столетия. Правда, духовные страдания тоже

имеют в нисходящих слоях немалое значение. В сущности, лишь великие преступники истории

подвергаются страданиям материальным по преимуществу, и к тому же таким, которые тяжелее, чем

любая наша физическая боль, потому что физическая боль уступает эфирной в силе и длительности.

Но и то сказать: представив себе объем мук, причиненных этими людьми своим жертвам в Энрофе,

какими угрызениями совести или, как думал Достоевский, тоскою от невозможности любить

уравновесится эта гора мук на весах бесстрастного Закона кармы?

А примкнуть к тем, кто трудится над смягчением этого Закона, волен каждый из нас.

ГЛАВА 3. ШРАСТРЫ И УИЦРАОРЫ.

Я подхожу к   описанию миров, имеющих для человечества с его историей и для всего

Шаданакара совершенно особое значение, так как именно эти миры созданы демоническими силами

как непосредственное орудие осуществления мирового плана Гагтунгра.

Это, собственно, два ряда, две сакуалы инфрафизических слоев, тесно связанные между собой.

Я уже мельком говорил о том, что каждая из метакультур включает в себя некий антиполюс

своему затомису, некую цитадель демонических сил, где как бы перевернуто отражаются черными

зеркалами священные грады синклитов. Речь идет о шрастрах, обиталищах античеловечества.

Шрастры - различные области единого четырехмерного пространственного мира; каждый из них

обладает, однако, своим неповторимым числом временных координат. Кольцо шрастров

метагеологически связано с нижними слоями земной коры, с ее компенсационными выступами, и

противостоит темными двойниками-антиподами Эанне, Олимпу, Раю, Монсальвату, Небесной

России и остальным затомисам. Компенсационные выступы, уравновешивающие горные массивы на

поверхности земли, обращены своими остриями и гребнями к центру планеты. В Энрофе эти

области безжизненны и мертвы: базальт, лава и ничего более. Но в четырехмерном мире не так.

Ниже, к центру, под ними лежит пустота - рыжая, полыхающая перебегающими волнами света и

жара, тускло-оранжевая полость. На изнанке коры господствует равнодействующая двух

притяжений: к толще коры- и к центру земли; понятия верха и низа не совпадают с нашими. В

подземном оранжево-рыжем небе там неподвижно стоят инфралиловые и инфракрасные, почти

черные светила: так воспринимаются оттуда Гашшарва и страдалища земного ядра. В лучах этих лун

живут и укрепляют свои цитадели те многомиллионные общества и те чудовищные иерархии,

которые на наших глазах проявляют себя в великих державах, в государственных тираниях, в

безликих вампирах мировой истории.

Что за природа, какой ландшафт господствуют на этой изнанке мира? Синего и зеленого цветов

здесь нет: они не могли бы восприниматься зрением обитателей. Зато имеются два, к восприятию

которых не приспособлен наш глаз. Имеется и некое подобие растительности, но жгучее и жуткое:

 

купы массивных темно-багровых кустов, а местами большие, отдельные, шевелящиеся цветы из

пламени. Рельеф очень неровен; в массивы суши вкраплены озера и моря белой и розоватой лавы. В

целом ландшафт имеет своеобразный геолого-урбанистический характер: гигантские

многомиллионные города; в инфра-России, например, главнейший из них связан почти со всем

компенсационным выступом анти-Урала, другой соответствует Кавказу, а теперь создаются еще

города на компенсационных выступах гор Казахстана и Тянь-Шаня. Имеются города и под нашими

низменностями, но реже, так как эти районы по большей части заполнены лавой.

Античеловечество состоит в основном из двух рас или пород, весьма отличных друг от друга.

Главнейшие из них мелкие, но высоко разумные существа, двигающиеся по кругу перевоплощений в

шрастрах, где они принимают четырехмерную форму, несколько напоминающую нашу. Это тело,

соответствующее нашему физическому, называется каррох: оно формируется из материальности

этих слоев, созданной высшими демоническими иерархиями. Жители шрастров обладают парой

верхних и парой нижних конечностей, хотя и с иным, чем у нас, числом пальцев; кроме того, они

снабжены чем-то вроде кожных летательных перепонок. Их красные стебельчатые глаза,

выдающиеся по сторонам цилиндрической головы, их мышино-серая кожа и вытянутый

трубкообразный рот могли бы вызвать в человеке отвращение. Но эти существа - обладатели

острого интеллекта, создатели высокой цивилизации, в некоторых отношениях опередившей нашу.

Они называются игвами.

Игвы появились впервые в шрастре Вавилоно-ассирийской метакультуры. В более древних

шрастрах существовала другая раса, предки нынешних раруггов, о которых я скажу потом. Но самое

происхождение игв для меня не вполне понятно: приходится иметь дело с такими странными

представлениями, что рассудок не может их принять. Дело в том, что хотя среди людей нет монад,

демонических по своей природе, но бывали случаи - исключительно,  впрочем, редкие, - когда

человек в дальнейшем своем пути добровольно становился игвой. Для этого необходимы, кроме

желания, колоссальная ясность сознания и уникальное развитие специфических способностей. Таков

и был основатель античеловечества, личность, совершенно реально существовавшая в Эрехе и

Вавилоне, где он был жрецом Нергала, а позади имел длинную цепь воплощений в более древних

культурах и в человечестве титанов.

Игвы произошли от сочетания этого существа с Лилит. Она способна обретать иногда - очень

редко и лишь по воле Гагтунгра

- женские облики в более плотных мирах. Когда она явилась в Вавилонии, для глаз людей это

произошло так, как если бы она внезапно возникла из ничего. Ее видели трое: будущий отец игв и

еще двое, один из которых сошел с ума, а другой был казнен. Тот, ради кого она приняла этот

призрачный физический облик, сочетался с ней своим астральным, а потом и эфирным телом.

Потом она сошла, вся объятая пламенем, в пустынный инфрафизический слой, где извергла из чрева

первую чету игв. Основоположник же этой расы не воплощался более ни в шрастрах, ни в Энрофе.

Теперь он в Дигме, и его участие в разработке и осуществлении демонического плана весьма велико.

Игвы обладают звуковым языком односложного строения. Из наших языков он фонетически

ближе всего, пожалуй, к китайскому, но, благодаря трубчатому строению рта, среди гласных у игв

доминируют звуки вроде "о", "у", "'у'".

Они употребляют иногда и одежду, но чаще ходят обнаженными. Чрезмерный интеллектуализм

этих существ выхолостил их сексуальную сферу. Способ размножения похож на человеческий, но

непригляднее. Они совокупляются почти на ходу, никакой потребности в уединении при этом не

испытывая, так как лишены стыда. Чувства любви, привязанности, жалости находятся в зародыше.

Вместо семьи - кратковременные союзы, а для детенышей

- тщательно оборудованные и скрупулезно продуманные

воспиталища.

Мораль - рабская. Общество состоит из двух классов: высшая интеллигенция, в которую входят

ученые, инженеры, жрецы и, если применимо здесь это слово, администраторы, - и подчиняющееся

 

большинство, действующее только по заданиям руководства. Впрочем, и само руководство строго

подчинено воле так называемых "великих игв" (это нечто вроде преемственно следующих друг за

другом верховных жрецов-императоров) и воле страшилищ соседнего слоя - уицраоров.

Почти неограниченным владыкой в каждом из шрастров фактически является великий игва.

Шрастр - не монархия и, конечно, не теократия:  это - сатанократия. Принцип династического

наследования власти игвам совершенно чужд. Преемник избирается и подготавливается десятками

лет, с изумительной рациональностью и дальновидностью. Ясность сознания великих игв огромна,

хотя воспринимают  они весь мир перевернуто, под демоническим углом зрения. Они способны

прозревать даже до антикосмоса Галактики; их постоянно инвольтирует сам Гагтунгр. После смерти

великие игвы поднимаются прямо в Дигм.

Неправильно было бы сказать, что в шрастрах налицо эквивалент нашей науки и техники:

скорее, наша наука и техника

- эквивалент науки и техники игв. Иные условия и законы тех слоев определили иное

сравнительно с нашим содержание их науки, но методы научного исследования и принципы техники

весьма схожи с нашими. Правда, им, далеко опередившим нас на этом пути, ведомы такие приемы и

способы, которые перекликаются с нашей магией и многим из нас показались бы колдовством. Но

они пользуются даже  принципами винта, колеса, ракеты. Есть суда для плавания по озерам

инфралавы. Сколь ни дико это представить, но между шрастрами практикуются давно регулярные

рейсы, весьма развит даже туризм - конечно, не с эстетическими, а только с познавательными

целями. На высоте находится и авиация, хотя сами игвы способны передвигаться с большой

скоростью, балансируя часто вниз головой и садясь на потолки и стены зданий, как мухи.

Наука дала игвам возможность проникнуть и на поверхность Земли. В их инфрафизическом слое

эта поверхность мертва и пустынна, как в нашем - поверхность Луны. А так как пространство

сакуалы шрастров гаснет на границах солнечной системы, то звезд в этом небе нет. Но планеты и

Солнце игвы увидели, хотя и совсем иначе, чем видим мы. Температура в шрастрах очень высока

(для нас она была бы непереносима), и поэтому Солнце, показавшееся игвам тусклым инфракрасным

пятном, излучает тепло, для них отнюдь не достаточное. Несмотря на все меры самозащиты,

принятые против холода, игвы-пионеры на поверхности Земли жестоко страдали; эта поверхность

пока что столь же мало пригодна для их существования, как для нас глубина Антарктиды. Однако у

них имеются виды на некий способ освоения этой поверхности, и притом не в их собственном слое,

а в нашем.

Научная аппаратура уже позволила им уловить тени Энрофа. Возможно, даже почти неизбежно,

что со временем они дадут нам о себе знать, возникнут обмен и контакт, но этим, конечно, они будут

влиять на человечество в желательном для них направлении. Ведь их заветнейшее чаяние,

объединяющая их мечта - распространение их владычества с помощью уицраоров и Гагтунгра на все

слои Шаданакара. Представляется, что великий противобог Грядущего, подготавливаемый в Гаш-

шарве к рождению среди человечества в недалеком уже будущем, создаст в Энрофе чету полулюдей-

полуигв. Отсюда пойдет раса игв в нашем слое. Размножаясь быстро, как, рыбы, они должны будут

постепенно заменить людей, превратив поверхность земли в обиталище дьяволочеловечества.

Игвы движутся по кругу воплощений в шрастрах, а в промежутках между ними претерпевают

одно и то же: их шельт вместе с астралом падает на Дно (воплощение в сверхтяжелом теле Дна

невозможно без астрала), проносясь как бы по касательной через магмы и Гашшарву, едва задевая

их. При этом спуске их эфирные тела стремительно разлетаются по каплям. Случаи просветления

среди игв редки до единичности, и тогда их посмертье, конечно, меняется. О Боге, все они, кроме

отчасти великих игв, имеют перевернутое понятие как о мировом тиране, более страшном, чем

Гагтунгр. Христос, о Котором они слышат от великих игв, в их представлении оказывается в

положении антихриста - как бы мятежным и крайне опасным деспотом; вообще все опрокинуто

вверх дном. Поэтому естественно, что культ их состоит, главным образом, в экстатическом

демонослужении, излучения которого восходят к Гагтунгру.

 

О, цивилизация игв не ограничивается наукой и техникой: она включает и некоторые искусства.

Перед грандиозным конусообразным капищем в Друккарге, главном городе российского

античеловечества, представляющем собою гору, выдолбленную изнутри, высится монструозное

изваяние: праигва верхом на раругге. Если переходить на наши меры длины (а это во многих случаях

вполне законно), то можно сказать, что глаза игвы на этом изваянии изображены киноварно-

красными камнями величиной с наш двухэтажный дом, а темно-багровые глаза раругга еще во

много раз больше.

Но развитию искусств препятствует рассудочный склад психики игв и их слабая

эмоциональность. Вместе с общей уродливостью их представлений, все это направило их искусство

по таким путям, на которых наши эстетические критерии оказываются неприменимыми.

Наибольшее развитие в шрастрах получила архитектура. Города сформировались из сооружений

сверхчеловеческих размеров, но голых геометрических форм. Частично - это скалы, выдолбленные

изнутри и облицованные снаружи. Кубы, ромбы, усеченные пирамиды блистают облицовками

красного, серого и коричневого цветов. Стиль конструктивизма в человеческой архитектуре - вот

некоторый намек на стиль шрастров. Потребовалась усиленная инспирация творческого

подсознания людей светлыми силами Фонгаранды, чтобы человеческое зодчество не подчинилось

внушениям, поднимавшимся из шрастров, и не превратило города Энрофа в жалкие подобия

стереометрических городов игв. А там, в этих городах, бушует и музыка, преимущественно

шумовая, для нашего уха звучащая какофонией, но иногда поднимающаяся до таких ритмических

конструкций, которые способны заворожить и некоторых из нас. Еще большую роль в жизни игв

играет танец, если допустимо применение этого слова к их безобразным вакханалиям. И их

демонослужения, сочетающие поразительные световые эффекты, оглушительное звучание

исполинских инструментов и экстатический пляс-полет в пространстве четырех координат,

превращаются в массовые беснования: этим привлекаются ангелы мрака, а излучаемую при этом

энергию впивает Гагтунгр.

Кроме игв, в шрастрах обитают еще другие существа, аборигены этого перевернутого мира -

раругги, древняя порода, обликом напоминающая отчасти кентавров, отчасти ангелов мрака, а

больше всего, пожало, мезозойских ящеров, поднявшихся на воздух. Поднявшихся на воздух - но не

так, как поднялись когда-то в Энрофе птеродактили с их мышиноподобными крыльями: крылья

раруггов могучи и выпрямлены по сторонам непомерно огромного тела. При законах тяжести,

действующих в Энрофе, столь массивный летающий организм был бы невозможен.

Их сходство с ящерами не случайно: раругги и есть эти ящеры. После длительных инкарнаций в

телах аллозавров, тиранозавров и птеродактилей, некоторые - наиболее хищные виды их - вступили

на путь дальнейшего развития в слоях инфрафизики. За истекшие миллионы лет они достигли

ступени разумности, но эта разумность еще очень далека от изощренного интеллектуализма игв.

Зато телесная мощь и невероятный эмоциональный накал их душевной жизни таковы, что после

длительной борьбы за этот слой бытия игвы принуждены были примириться с тесным соседством

раруггов. Вскоре был выработан между обеими расами своеобразный модус вивенди, перешедший

затем в союз. Теперь раругги - нечто вроде разумной конницы шрастров, их армия. Сами игвы

участвуют в войнах лишь в крайнем случае; обычно же им принадлежит лишь руководство,

особенно технической частью. Неповоротливые мозги раруггов все еще не в силах справиться с

задачами военной техники. Но их неимоверная кровожадность, их воинственность и бесстрашие -

необходимые условия победоносных войн в этом слое. Старинные представления об адских

крылатых конях - отзвук знания о бытии раруггов.

А войны на изнанке мира бывают двоякие. В прошлом история этих сатанократий сводилась в

значительной степени к взаимному соперничеству и вооруженной борьбе. Конечно, не все войны

человечества находились в связи с бойнями в этом мрачном мире, но наши великие войны -

безусловно. В ходе сильнейших из этих войн некоторые шрастры претерпевали катастрофические

изменения и даже гибель. Теперь стало сложнее: высшие демонические инстанции прилагают все

 

усилия к тому, чтобы упрочить между шрастрами мир. Причины этого очень сложны и будут

постепенно изложены в дальнейшем. Воистину же непримиримая борьба ведется не между

шрастрами, а между игвами, раруггами и уицраорами, с одной стороны, и синклитами затомисов,

ангелами, даймонами и самими демиургами сверхнародов - с другой.

После того как метакультура завершает цикл своего существования в Энрофе, ее шрастр влачит

унылые дни, похожие на постоянную голодную агонию. Такие шрастры больше не нужны

Гагтунгру, брошены на произвол'.

 

' Названия шрастров завершившихся в Энрофе метакультур: Дабб - шрастр Атлантиды, Бубгищ -

шрастр Гондваны

Сэтх - Древнего Египта, Тартар - греко-римлян, Нергал - Вавилоно-Ассирии, Дэван - Ирана,

Зинг - еврейства, Бабилон - Византии. Последнее наименование основано, кажется, на неточном

толковании символов Апокалипсиса. Под "Вавилоном" Откровения следует понимать не

византийский шрастр, а дьяволочеловечество Грядущего.

 

 

Игвы и раругги деградируют, поступательное движение науки и техники прекращается.

Уничтожение соответствующих агрессивных государственных образований в Энрофе влечет за

собой прекращение притока основного вида пищи уицраоров и игв, - пищи, о которой я подробнее

скажу чуть-чуть ниже. Вырождающиеся обитатели шрастров вынуждены перебиваться мелким

хищничеством, попросту выкрадывая пищу у более удачливых соседей, либо прозябать на

"вегетарианском столе". Такова же судьба некоторых шрастров, метакультуры которых еще

существуют в Энрофе, но уицраоры которых уничтожены в ходе взаимной борьбы, а великие

подземные города разрушены''.

 

'' Ару - шрастр Индомалайской метакультуры,

Альфокк - Мусульманской, Тугибд - Индийской. Два последних еще могут быть возрождены в

связи с появлением новоиндийского и новомусульманского рода уицраоров.

 

Сильные и активные шрастры ныне существуют в числе четырех. Это Фу-чжу, шрастр Китая,

древний, но недавно получивший новый импульс к развитию: Юнукамн - шрастр Романо-

католической метакулыуры, правда, сильно ослабевший и отставший, но еще активный''';

 

''' За инквизицией стояло беспрецедентное

метаисторическое явление - ужаснейшее из порождений Гагтунгра. Подобных ему не было ни

раньше, ни позже ни в одной метакультуре. Обитало оно в Гашшарве, и с ним боролось множество

светлых сил; последний удар был нанесен лишь в XVIII веке великим человекодухом Иоанном

Богословом. Теперь оно выброшено из Шаданакара ни Галактическое Дно. Папство не вполне свободно от инвольтации демонических сил и поэтому до сих пор не до конца осудило этот

страшный исторический этап.

 

 

 Друккарг -

шрастр Российской метакультуры и Мудгабр - самый мощный из всех шрастров, изнанка великой

культуры Северо-Запада. Основателем Мудгабра был человеко-игва Клингзор; в последнем своем

воплощении в Энрофе он был одним из анонимных инспираторов казни Иисуса Христа,

сознательным сторонником Гагтунгра под личиной фарисея и патриота. Основанный им

впоследствии анти-Монсальват ныне уже ничем не напоминает те наивно-патриархальные образы,

которые из легенд средневековья с запозданием перешли в музыкальные драмы Вагнера. Наука и

цивилизация игв нигде не шагнула так далеко, как именно в Мудгабре. Отмечу, что именно игвы

этого шрастра первыми сумели проникнуть на пустынную и мертвенную в их мире поверхность

земли. Но жизнь шрастров теснейшим образом переплетена

с бытием совсем иного рода и масштаба демонических существ, слои обитания которых

составляют соседнюю сакуалу, - соседнюю, но активно взаимодействующую с сакуалой шрастров.

Игвы и раругги еще не в состоянии переходить в эти слои, но обитатели соседней сакуалы -

уицраоры - могут вступать и вступают, вернее, вползают в города игв.

Это могущественные существа, играющие в истории и метаистории роль столь же огромную,

как и их телесные размеры. Если бы голову этого создания вообразить на месте Москвы, щупальцы

его дотянулись бы до моря. Они передвигаются с захватывающей дух быстротой, обладают даром

речи и немалой хитростью. Происхождение их сложно и двойственно. Каждый род уицраоров

появился на свет как плод сочетания "каросс", то есть локальных, национальных проявлений Лилит,

"Всенародной Афродиты" человечества, с демиургами сверхнародов. В большинстве метакультур

эти существа были порождены по воле демиургов как защитники сверхнарода от внешних врагов.

Впервые они появились в метакультуре Вавилонии: ее демиург попытался это свое порождение

противопоставить воинствующим эгрегорам Египта и Мидии, грозившим самому существованию

вавилонского сверхнарода. Но кароссы несут в себе проклятое семя Гагтунгра, в глубокой древности

заброшенное им в эфирную плоть Лилит, отдельными  национально-культурными выражениями

которой они являются. И семя Гагтунгра предопределило то, что первый же уицраор, сначала

выполняя волю демиурга, вскоре затем переродился в трансфизического носителя великодержавной

государственности Вавилона. Его агрессивность толкнула демиургов других сверхнародов на

крайние меры защиты своих стран в Энрофе против завоевателя. Меры эти состояли в порождении

ими подобных же существ, способных оказать сопротивление Вавилонскому уицраору. Таким

образом, эти чудовища появились в Иранской и Еврейской метакультурах, а затем и во всех

остальных.

Размножение этих крайне агрессивных и глубоко несчастных существ происходит путем,

напоминающим почкование. Пола они лишены. Каждое детище становится тотчас смертельным

врагом своего родителя и потенциальным его убийцей. Так возникли в метакультурах как бы

династии уицраоров, преемственно наследующих друг другу после того, как умерщвлен родитель и

пожрано его сердце. В большинстве метакультур существует одновременно лишь один уицраор либо

один уицраор-родитель и одно или несколько его детищ, ведущих с отцом отчаянную борьбу.

Борьба и уничтожение уицраорами друг друга - одно из самых чудовищных зрелищ метаистории.

На протяжении исторического существования России сменилось три царствовавших уицраора,

но у каждого из них раньше, чем он погибал, появлялись сперва детища, которых ему удавалось

пожрать самому. В метакультуре же Северо-Запада создалось иное положение: там были и есть

одновременно несколько династий уицраоров, и это обстоятельство породило громадные

исторические последствия для всего мира, так как наличие нескольких подобных династий

препятствовало и препятствует объединению Северо-западного сверхнарода в единое целое. Оно же

явилось предпосылкой ко всем великим европейским войнам, а также к обеим мировым.

Уицраоры обитают в пустынном мире, похожем на горячую тундру; он распадается на

отдельные зоны соответственно границам метакультур. Каждый уицраор может быть вхож не только

в соседние зоны (конечно, только победив соседних уицраоров), но и в шрастры: туда он вползает,

как туманная гора. Игвы и раругги трепещут, слыша его голос, как перед властелином и деспотом,

но вместе с тем видят в нем великого защитника и против других шрастров, и против сил Света. Как

без него боролись бы они с воинствами синклитов и с самим демиургом? - Именно различные

коллизии борьбы уицраоров между собой, а также каждого из них - с демиургом и синклитом

данной метакультуры - вот, в значительной степени, трансфизическая сторона того процесса,

который мы воспринимаем как политический и исторический.

 

Уицраоры видят Энроф смутно, людей и наш ландшафт - туманно и искаженно, но любят наш

мир горячей, неутолимой страстью. Они хотели бы воплотиться здесь - и не могут. Гагтунгра видят

воочию и трепещут перед ним, как рабы. Великих игв они считают, в своей ограниченности, лишь

исполнителями своей воли; в действительности великий игва видит выше и глубже, чем они, знает

больше и стремится использовать алчность, воинственность и мощь уицраоров в интересах

античеловечества.

Что же поддерживает жизненные силы уицраоров? Механизм этого процесса весьма не прост.

Уицраор излучает в гигантских количествах своеобразную психическую энергию, проникающую в

Энроф. Воспринятая сферою бессознательного в человеческой психике, она проявляется среди

человеческих обществ в виде комплекса национально-государственных чувств. Благоговение перед

своим государством (не перед народом или страной, а именно перед государством с его мощью),

переживание самого себя как участника в грандиозной деятельности великодержавия, культ кесарей

или вождей, жгучая ненависть к их врагам, гордость материальным преуспеванием и внешними

победами своего государства, национальное самодовольство, воинственность, кровожадность,

завоевательный энтузиазм - все эти чувства, выявляющиеся уже в пределах человеческого сознания,

могут расти, распухать, гипертрофироваться лишь благодаря этой уицраориальной энергии. Но при

этом психика людей обогащает эти, если можно так выразиться, разряды энергии своими

собственными привнесениями, свойственными лишь ей. Возникает своеобразное психоизлучение

человеческих масс, психоизлучение двойственной природы и обратной направленности. Оно

опускается сквозь земную кору, проникает в соседние инфраслои проступает в виде вязкой красной

росы на почве шрастров. Игвы собирают ее для уицраоров - в этом и состоит их главная обязанность

по отношению к ним, - а остатками лакомятся сами: прозябание на растительной пище не только

угнетает их и тяготит, но и не может предохранить от деградации.

Весьма возможно, что я упрощаю или не вполне правильно излагаю механизм этого процесса;

но суть его - питание уицраоров психоизлучениями народов, и притом излучениями, связанными

именно с эмоциями государственного комплекса, - это не только серьезнейший факт, но и причина

неисчислимых бедствий.

Игвы не вхожи в слои уицраоров, но видят их как бы извне, смутно, тенями. Притаясь в

шрастрах, наблюдают они битвы между уицраором и демиургом, изо всех сил стараясь влить в

разъяренную тушу демона побольше питательной росы. При этом демиурга они не видят, но эта

незримость кого-то могучего и светлого, способного бороться с самим демоном великодержавия,

внушает им чувства ужаса и острой враждебности. Они знают, что гибель уицраора влечет за собой,

вместе с гибелью государственного образования в Энрофе (это могло бы вызвать даже их

ликование, если б на месте старого государства должно было возникнуть молодое, более сильное), -

гибель всей династии уицраоров или разрушение шрастра. Этим предопределяется гибель

воинствующих государств данной метакультуры, во всяком случае на многие века.

Так как я стремлюсь поделиться всем, что мне известно, даже не имеющими, казалось бы,

значения мелочами, то в сноске я перечисляю имена погибших династий уицраоров' а в тексте -

династии ныне существующие. Итак: Истарра - уицраор Испании; Ниссуш - монголо-маньчжуро-

японская династия; с ним сосуществует пока Лай-Чжой, помесь Ниссуша с российским Жругром;

сам Жругр; и, наконец, Ваггаг - общее имя для уицраоров Северо-Запада, обитающих в своем слое,

как я уже говорил, по нескольку одновременно. Сейчас их трое: английский (Устр), французский

(Бартрад) и заброшенное в их слой отпочкование Жругра - югославский Чармич. Все эти уицраоры -

уже не первые в своем роду: династии их появились в прошлые столетия. Но в XX веке возникли и

совсем новые династии как итог сочетания демиургов с кароссами метакультур, имевшего место в

современности. Таковы: Шостр - уицраор новоарабский, рожденный после разгрома Оттоманской

империи и ищущий проявить себя то в одном, то в другом из мусульманских государств, начав с

кемалистской Турции; Авардал - уицраор новоиндийский, родившийся несколько лет назад в силу

все той же роковой необходимости защиты метакультуры; Стэбинг - уицраор Соединенных Штатов

 

Америки, во внешнем облике которого есть нечто от тигра, а на голове - золотой конус; и еще

Укурмия - уицраор новогерманский, рожденный после крушения Третьей империи и гибели старой

династии уицраоров. Демиург Северо-Запада был вынужден повторить роковой шаг, так как другого

выхода не было. Новое создание менее свирепо, чем его предшественник: прилагаются неслыханные

усилия, чтобы инспирировать его из очень высоких миров Света. Перед ним открывается - впервые

перед уицраорами - возможность восходящего пути, и в облике его есть нечто царственное, скорее

всего - львиное. Ведь до сих пор ни один из уицраоров не знал иного посмертия, крое падения в

Уппум, особый ад уицраоров - Дождь Вечной Тоски, созданный некогда Гагтунгром для

обратившегося к Свету дракона Прамонгольской метакультуры. Позднее Уппум был замкнут

наглухо, и освобождения оттуда не может быть, по крайней мере в этом зоне.

________

' Унидр - уицраоры Вавилона, Ассирии и Карфагена

Форсуф - Македонии и Рима Фошц - еврейства: Ариман - Ирана (сколь не странно применение

этого имени к демону великодержавной государственности), Харада - уицраоры Индии; Эфрор -

халифатов, старой Турции и тюрко-мусульманских империй. Имена уицраоров Византии.

средневековых государств Юго-Восточной Азии, связанных со шрастром Ару, но довольно слабых,

мне неизвестны.

________________________________________

Мне остается сказать несколько слов о Друккарге - единственном из шрастров, воспоминания о

котором поднимаются в круг моей дневной памяти. Центр главного из городов Друккарга

составляет сооружение высотою около километра: капище. О статуе праигвы, мчащегося верхом на

распростершем крылья раругге, я уже говорил; и если отдаленным подобием этой статуи нужно

считать в Энрофе Медного Всадника, то с капищем трансфизически связано совсем иное, знакомое

нам здание: мавзолей.

Главный город опоясан кольцевой цитаделью, состоящей из концентрических кругов. В одном

из них томится Навна, Идеальная Соборная Душа России. При третьем Жругре положение

ухудшилось: над нею воздвигнут плотный свод. Теперь ее сияющий голос едва проступает местами,

как голубоватое, невидимое игвам и раруггам, свечение, на поверхности циклопических стен. А вне

Друккарга - лишь верующие в России земной и просветленные в России Небесной слышат ее голос.

- Кто она, Навна? То, что объединяет русских в единую нацию; то, что зовет и тянет отдельные

русские души ввысь и ввысь; то, что овевает искусство России неповторимым благоуханием; то, что

надстоит над чистейшими и высочайшими женскими образами русских сказаний, литературы и

музыки; то, что рождает в русских сердцах тоску о высоком, особенном, лишь России

предназначенном долженствовании, - все это Навна. Соборность же ее заключается в том, что нечто

от каждой русской души поднимается к Навне, входит в нее, оберегается в ней и сливается с ее

собственным Я. Можно сказать и так: некоторого рода духо-энергия, имеющаяся у каждого

человека, входящего в организм нации, пребывает в Навне. Навна - невеста демиурга России и

пленница Жругров.

Жругр, как и остальные уицраоры, не может иметь никаких детей, кроме отпочковывающихся

иногда жругритов. Но некое отдаленное подобие брака между ним и кароссой России по имени

Дингра состоит в том, что он, всасывая индивидуальные русские души, точнее - шельты, во время их

человеческого сна, ввергает их в лоно кароссы Дингры, где они трансформируются, калечась и

духовно обеспложиваясь. Результаты этого воспринимаются нами как психическое перерождение

тех из наших соотечественников, кто стал активным строителем цитадели.

Кроме раруггов и игв, в Друккарге есть и еще обитатели: те, чья жизнь и деятельность в русском

Энрофе были накрепко связаны с великодержавным строительством, кто пользовался большой

властью и влиял на судьбы миллионов душ. Здесь они находятся как узники и рабы, без отдыха

 

строящие цитадель игв. Кроме гибели Жругров и разрушения Друккарга, их не освободит ничто.

Здесь находятся, например, с самого начала своего посмертия Иоанн III и почти все остальные

монархи, полководцы, деятельные строители государственности. Исключения? Да, есть и

исключения. Это, с одной стороны, тираны: прежде чем вступить в Друккарг, им приходится веками

искупать свою личную карму в глубоких страдалищах. Некоторые из них уже миновали эти круги и

теперь находятся здесь, например, Иоанн Грозный. Другие, как Павел I или Аракчеев, еще только

поднимаются из глубины магм. Но есть и иные исключения, ничтожные по своему числу: те, кто,

будучи монархом, создал еще при жизни противовес своей лично-державной карме, создал его

горячею верой, высоким милосердием и добротой либо даже страдальчеством. Вспомним

Владимира Святого, Владимира Мономаха, Александра Невского, Федора Иоанновича. Вспомним

тех, для кого власть, едва принятая в руки, оказалась источником только страданий, утрат и даже

гибели: Федора Годунова, Иоанна Антоновича. Многих удивит подобное утверждение, но Николая

II избавила от Друккарга трагедия, пережитая им в Екатеринбурге. Совсем особое значение имеет

одна из колоссальнейших фигур русской метаистории - Александр I. Ему в этой книге посвящена

отдельная глава.

В Друккарге таких пленников около трехсот. Это

человекоподобные существа громадных размеров, напоминающие

фигуры древних титанов. Но в обликах нет ничего светящегося.

Напротив: лица их кажутся испепеленными глубинным огнем, тела облачены в грубые, темно-

багровые ткани. Они скованы между собой, а труд их схож с кладкой камней, с возведением новых и

новых ярусов цитадели. Короткий полусон. Пища - инфрарастительность. Над ними довлеет страх

перед уицраором: в случае ослушания или бунта он может сбросить их, как и игв, на Дно

Шаданакара. История Друккарга уже знает такие случаи.

Аналогично Друккаргу, такими же пленниками-титанами

пребывают в Мудгабре Карл V, Наполеон, почти все монархи, полководцы, государственные

деятели Северо-Западной Европы и Северной Америки. В Юнукамне работают камненосцами

Григорий VII, Лойола, большинство пап. Торквемада, пробыв в Биаске и Пропулке много веков,

поднят еще только до нижних чистилищ.

А в особом, уже совсем недоступном застенке содержат властители Друккарга тех из братьев

синклита, кто был взят ими в плен во время битв между силами шрастров и силами Света.

Уничтожить их не может никто - ни уицраоры, ни игвы. Они как бы томятся в бессрочном

заключении, ожидая неизбежной - рано или поздно - гибели этой крепости античеловечества.

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 118; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!