Космическая музыка Штокхаузена 27 страница



  Чехов писал пьесу, ищя пути к пониманию этой веры; он хорошо осознавал таинственную прелесть незримого единства немного нелепых, уставших отчего-то людей , чья жизнь из г л у б и н немыслима без некоего центра, безысходно, ученически привязавшего их к себе. Сюжетный орнамент пьесы почти легендарен - он навязчиво походит на стилизацию чего-то давно известного, хрестоматийного: есть сущее, обращенное в некий монолитный образ, поглотившее окружающее непревзойденностью силы и точностью своих аксиом, и есть окружающее, утратившее самость и преобретшее иную за счет силы сущего и образа в едином знаке; не так ли рождается вера? Ибо способность великого сущего быть началом хрупкого бытия человека взывает к жизни дух земной, и корень этого духа именно вера, безобразная, абсолютная, обладающая одним качеством - прекрасным возможного. Бытие человека оказываетсяв плену возможного, человек ищет подходы к его оценке, начинает движение - постепенное приближение к таинст ву веры, подходит разными способами, которые обретают формы обрядов, утверждает неоспоримые культы благославенных истин - это начало бытия образа, произведения, по сути - религии, а значит, права человека обращать возможное в сущее.

  Случайно ли Чехов завершает свой творческий путь хором двенадцати голосов, объединив их физическим существованием уходящего сада, плотью и духом своего бытия? Случайно ли финалом его жизни становятся четыре действия произведения, писанного для театра и названного комедией? Случайно ли главным действующим лицом становится... сад, то самое великое сущее, обращенное в некий неточный в оторбражении образ, символ веры, величины, чья сила стала духом двенадцати живых существ, связавших с ним свою судьбу? Не использовал ли Чехов евангельский размах вдохновения, когда прощался с великой простотой уходящего от него мира? Е г о мира - человека? Или он пришел к осознанию безусловности какого-то общего закона, которому органически подчинен весь человеческий род, закона генетической связи человека с верой, слепой, первобытной верой в сущее, и его, человека, способности познавать эту веру через ложность образа и подчиняться ей уже по законам обрядового свойства; что сознание человека религиозно по своей сути, не зависит от взглядов человека на религию, и само понятие религии возникло благодаря способности сознания взывать к жизни такие формы отношений к безобразному предмету, которые делают человека его невольным рабом.

  Его упрекали в небрежении вечными законами драмы. На него писали пародии. Но упрекали зря. Он ничем не пренебрегал, ничего не забыл.

  Их было двенадцать - апостолов вишневого сада, тринадцатый - П р о х о ж и й (разрядка в тексте пьесы), просящий тридцати монет, и еще какие-то люди без имени, связанные со случайным, с дорогой, краткостью - начальник станции, почтовый чиновник, какие-то гости, прислуга.

  Их было двенадцать - масок, интерпретаций различных представлений смысла мира-сада. Их было двенадцать, тех, кто не снимая масок незримо жаждал узнавания, искал утешения, под маской - был, но все время казался. Утомленные комедианты, они справляют неисправимую работу, им не хочется больше играть, но спектакль по замыслу не окончен, и надо довести его до конца. Они устали, они хотят спать. Но ведь скоро «рассвет, скоро взойдет солнце».

К у п е ц Лопахин проспал его, и горничная Дуняша не разбудила. Думала, что уехал, и не будет встречать хозяйку имения Раневскую. Ах. Дуняша! «Надо себя помнить». Принесен букет для хозяйки, вишня вся в цвету, и все в ожидании вст­ре­чи. «Вот, кажется, едут». За сценой - шум, суета, шум усиливается. В дом входит Раневская и все, кто встречал ее. И первый вострг Раневской:»Детская!» «И те­перь я как маленькая»... Дочь Раневской,Аня, хочет спать. Она устала, да еще Шарлотта, гувернантка, всю дорогу показывала фокусы, зачем ей этот иллюзион? Да, именье будут продавать в августе, Лопахин так и не сделал предложения Варе, «все как сон...» У Ани брошка как бабочка, и на воздушном шаре она летала в Па­риже. Пора спать. Гаев, брат Раневской, указывает на комнату, в которой они ког­да-то спали. А сейчас ему уже 51 год. «Время идет»,- говорит Лопахин. Спокойной ночи всем желает Аня. Но ведь скоро рассвет? Странно. Раневской кажется, что она спит. Но Вы все-равно великолепны, Любовь Андреевна. Хочется сказать Вам приятное. Лопахин сообщает, что «приятное» в его проекте о спасении сада. Сад и землю развить на дачные участки и отдавать в аренду. Доходы немалые. Старый сад вырубить, он уже не нужен, зато долгов не будет. Да что Вы, Ермолай Алексеевич! Ведь сад - это самое замечательное, что есть в губернии! И вдруг Ло­пахин-как-отражение, второе бытие сада - во имя чего я существую как образ? Чей сон в колыбели ветвей моих глубок и покоен? И надобно ль сон сей хранить? Лопахин-вопрос, Лопахин-сомнение, Лопахин-скептик категоричен - «замечатель­но в этом саду только то, что он большой». Я говорю это потому, что был рабом ветвей твоих деревьев, я растил тебя, я - сын крепостного, я сам сотворял твой образ. Скажи мне, где прок твой, в чем? Ты родишь плоды, мой Молох, раз в два года. А девать их некуда. Я мальчишкой молился тебе. Я весь - твой верный ученик, я сам - сад, я - то сущее, что своими руками поднимало от земли к небу твои вишневые ветви. Они - цвета моей крови. А я - образ твоего бытия. Неверный, измученный, условный. Зачем мы живем? Или ты - идол, а я - твое отражение, колеблющимся светом доходящее до чьих-то глаз и проникающее в души?

  Что же вы, хозяева, решайтесь. Иначе сад и именье уйдут с аукциона. За долги. За предназначенное, но неисполненное. За должное, но ненужное. Никому. И прежняя молитва - тщета, и храм - пуст, и дороги к нему - нет. А ведь бывало... Бормотанье старого лакея.

   Что же вы, хозяева? Решайтесь. Может быть, дачники когда-нибудь почувствуют себя создателями, может быть, они сделают этот сад «счастливым, богатым, роскошным...» И сольются с его прекрасными ветвями, исполнив предназначенное.

  Нет, вы посмотрите на шкаф! Это вещь... «Сто лет его существование «направлено к светлым идеалам добра и справедливости...,» на «веру в лучшее будущее»... Вещь идеал Гаева. Просто отлетевшая душа.

  Тяжелое «да» Лопахина. Он откланивается. Хороший человек.

  Дайте в долг, просит Пищик. Нету,нету! Брючки на Гаеве не те.

  Идет обмен репликами, а сад стоит весь белый - ангелы небесные не покинули его. Они хранят его покой, он неподвижен и одинок в утренних майских заморозках. Холодный призрак счастья! Весь белый, как пустота. Покойная мама идет по нему в белом платье, или это белое деревце, похожее на женщину? Фокус, оптический обман, без Шарлотты насмотрелись на белые цветы, голубое небо... глядели в бездну, в глубину Вселенной чрез пустые глазницы маски живыми глазами беспомощного человека, былинки земной.

  Явление Пети Трофимова, учителя погибшего сына Раневской. Редкие волосы, очки. Яша, от него курицей пахнет, раздражает Гаева. Да, а сестра Люба порочна, порочна, это Аня - ангел. Все равно сад спасать надо. Только сначала леденец съесть. И с леденцом во рту поклясться честью, что спасение в его, Гаева, ру­ках. Ангел его счастлив. Нарастает надежда на спасение. Финал первого действия зазвучал надежндой. И все засыпают. Но ведь скоро рассвет, скоро взойдет солнце?

              Слышно, как «далеко за садом пастух играет на свирели».

  Неповторимо. Все услышанное, увиденное, мгновенно наполняется звуками свирели, идущими издалека, будто подтверждающими призрачность и туман происходящего, все, только что жившее, дышавшее, перестает существовать как живое, все кажется выдумкой, сном. Вспомним, первое действие начинается с рассвета, но солнце еще не взошло. Все то, что мы схематично, с акцентами на значимых моментах текста, изобразили, происходило в короткий момент между началом рассвета и восходом солнца - время самого крепкого сна. Все персонажи хотели спать. «Да было ли что-то»,- хочется спросить у звучащей свирели. Или все, что было, чей-то сон? Чей? И почему, когда все уснули и сцена опустела, пастух звуками своей свирели начинает будить землю? Земля п р о с ы п а е т с я - засыпают люди... Мы видели е е сон? Во сне все странно и порой страшно, неожиданно и непредсказуемо; зачем Чехову перессказывать ее нам?

  Четыре действия пьесы, четыре времени года, четыре цикла суток...

   Первое действие начинается с рассвета, с весны, с пробуждения, но действующие лица собираются спать и ударили заморозки. Чехов сразу задает мотив чего-то противоестественного, хотя и возможного, но неудобного, неуютного, мешающего. Сразу ощущается какая-то нелепость, как-будто что-то лишнее, и все время ждешь чего-то главного, то ли слов, то ли действия. Впрочем, зацепка есть - продажа за долги вишневого сада. А это, в сущности, традиционная завязка в драматургическом произведении. А потому вдруг все ускользает, уплывает, тонет в звуках пастушеской свирели и оседает в сознании как нечто, не складывающееся в цельный образ, лишь витающее, как дух, неуловимое, невидимое, но оно есть, зависает между небом и змелей как эхо в стенах храма. Так до нас дохожит невидимое, разрозненное, осколочное - дух происходящего, музыка наших душ - невыносимое, непостижимое бытие нас-как-сущего, произведенное творчеством в мнимый образ бытия.

  Первое действие начинается рассветом и заканчивается им.

  Начало второго действия приходится на то время, когда «скоро сядет солнце». Время сумерек, неточные очертания предметов, приближающийся сон. Фокусница Шарлотта, человек без паспорта, без возраста, но ей кажется, что она молоденькая. Она была когда-то акробаткой  . Епиходов играет на гитаре, да, конторщик Епиходов играет на гитаре. Он развитой человек, замечательные книжки читает, но никак не может понять «направление» , чего хочется - «жить или застрелиться». Жизнь-то у него непонятная - то паук на грудь сядет, то таракан в квас попадет, а он ведь Бокля читает. Двадцать два несчастья! Там же в сумерках - Яша и Дуняша, сигара и белые руки. Сигара - Париж, белые руки - господский дом. Все чужое, но очень привлекательное. И там же, в сумерках - Лопахин, Раневская, Гаев. У Лопахина все одно - решайтесь, время не ждет. А Раневская ему про ресторан, про скатерти, которые пахнут мылом. Может, сумерки помешали думать о погибающем имении? Или Гаев, который говорил половым о декадентах. Или Яша, которого смешат звуки голоса Гаева? Гаера? «Дачи и дачники - это так пошло, простите.» И Лопахин - Гаеву:»Баба Вы!» Что такое? Для одного - Гаев-гаер, для другого - баба, а на самом деле он кто? Лопахин не понимает, хочет уйти, но Раневская удерживает его - с Вами веселее, а то нам все кажется, что под нами дом обвалится - грешили много. «Какие у вас грехи...» Что знает о грехе Лопахин? Что такое грех? Леденец во рту Гаева? Расстраченные деньги Раневской? Смерть ее мужа от шампанского? Проданная возле Ментоны дача? И за словом «грех» слышится мелодия е в р е й с к о г о оркестра - ч е т ы р е скрипки, флейта и контрабас. Лопахин тут же вспомнил, что накануне смотрел в театре смешную пьесу, а Раневская почему-то советует смотреть не пьесы, а на себя смотреть. Тут же как-то и Гаев преображается - ведь ему место в банке предлагают! Да сиди уж... Тебе Фирс пальто принес. Старый стал Фирс, давно живет, помнит еще те времена, когда в о л я в ы ш л а(!!!), и все были рады, «а чему рады, и сами не знают.» А теперь все «враздробь».

  Грех, свобода и четыре скрипки еврейского оркестра. Символ навязчив, очевиден, по-чеховски легок и ироничен. Мы приближаемся к какому-то глубинному конфликту, не частного, но общего порядка. Что будет дальше? А дальше вновь явление Пети Трофимова. И Ани. И Вари. Лопахин оживляется и начинает поддразнивать Петю - студент, старый студент. Петя сердится. Говорит, что Лопахин нужен только для того, чтобы все съедать на своем пути. Да, да. Да! Человек, делающий дело. Вслед за оживлением Лопахина следует оживление Гаева. Поговорим о гордом человеке! Петя говорит, что надо работать и не восхищаться собой. Ну что ж. Есть человек, который много работает - Лопахин. И он знает, что люди плохи. А хочется, чтобы люди были великанами. Нет, отвечает Раневская, великаны только в сказках хороши, а «так они пугают». Звучит гитара. Солнце село. И вдруг «раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный.» Испуг. Так было перед несчастьем. Перед в о л е й. Это говорит Фирс. Когда все стало - «враздробь».

   Серый вечер, таинственный звук- посланец неба и наплыв вслед за ним спиритического ужаса: медиум П р о х о ж е г о в белой потасканной фуражке. Идет на станцию, слегка пьян,»...позвольте копеек тридцать». И весьма странная реакция почти всегда сдержанного и ироничного Лопахина:»Неприлично!» Лопахин пожалел тридцати копеек? Почти миллионер?! И оторопь Раневской - «вот Вам золотой». Будто слышится - с Богом уйдите. П р о х о ж и й уходит. Издалека слышится его смех. Был ли он? Был ли звук, упавший с неба? Зачем ему тридцать копеек? Чей образ перед вами, апостолы вишневого сада? Кто жаждал тридцати монет? Серебряных монет? Вы помните, что все это уже было? Вы помните, кем он был? Вы поняли, кто это был? Он, вместе со звуком печальным слетевший с небес, как отзвук чего-то, отголосок. Отлетевшая душа. Каждый из вас в сумеречный час упавшего солнца.

  Лопахин догадался. Он его узнал.

    А на освободившейся сцене настал черед проповеди Трофимова. Зачин: мы хотим быть свободными, потому что мы выше любви, мы идем к высшей цели, вперед! Друзья! И несмотря на то, что на Пете очки, он знает, что Земля прекрасна, но живем мы на ней плохо, что прошлое наше никуда не годится и его надо искупать только страданием и трудом. Правда, Петя все еще студент, гордится этим, будет учиться дальше, и, очевидно, искупать страданием прошлое и непрерывно трудиться будет кто-то иной, а Петя скажет - ч т о  д е л а т ь? Что такое вишневый сад? Все в нем не то. Бросьте ключи от хозяйства в колодец и уходите. Почему в колодец? А если пригодится воды напиться? Ерунда! Свобода - ветер. Вы мне только верьте - я предчувствую счастье. А в это время восходит луна. И, глядя на ее опустошающий свет, Петя говорит, что это идет счастье, что это его шаги. Звуки гитары, волшебные блики тьмы. Кто-то считает тьму счастьем.

  Так заканчивается второе действие пьесы. Наступлением ночи, царством луны. Как -будто ничего не случилось. Может быть, Чехов все-таки нарушил законы драмы? Где ситуация, приближающаяся к конфликту? В первом действии - сад будет продан, и во втором - тоже.

  Может быть, конфликт в том, что стала очевидна бесполезность смысла прекрасного, его упущенные возможности, неиспользование его абсолютных идей. Единственный, кто желает соединить сущее и образ в едином знаке, это Лопахин. Ему необходимо, чтобы смысл сада стал действенным, цельным, не «враздробь», чтобы был хоть какой-то прок от смысла его бытия, ибо за красотой его ветвей нет истины животворящей, истина утонула в красоте песнопений, в дивных звуках еврейского оркестра. И хвала саду, что хула: вы, апостолы, жили его жизнью? Вы видели римский крест на мертвой горе? Вы были заложниками своей веры? Или вы сотворили ее образ, и он вам дороже, чем сама вера? С чем вы не хотите расстаться - с садом? Или со своими представлениями о нем, со своей порочной религией, утратившей свои начала, оторванной от корня духа, но обретшей бытие как искусство - систему ложных изображений сущего? Да надо ль это. И само сущее отходит как бы на второй план, и способность человеческого зрения через образ, прекрасный и дивный, увидеть сущее уже тоже как бы вторична - мы будем наслаждаться красотой, а не смыслом. И смысл увядает, вишневая кулиса закрывает его ( вот он, покров Богородицы): зрелище его образов завораживает и оглушает множеством и великолепием масок. Но то ведь - сумерки сущего. Не обманись, человек, былинка земная, частица Вселенной, детство мира. За игрой своих страстей, в маскараде улыбок и слез, на подмостках манящей сцены вы, апостолы сада, смысла прекрасного, забыли о нем как-сущем, о себе-как-сущем - П р о х о ж и й предостерегает вас, он когда-то был обманом, искушением - небеса донесли до вас его образ, отлетевшую душу. Она, точно, в каждом из вас.

    Судя по всему, конфликт пьесы как раз и заключается в искушении красотой, когда она заменяет собой истину и смысл. К апостолам сада незаметно подкрался дух обмана, обольщения и... корысти. Только Лопахин понял это. Он испугался Прохожего - он догадался, он вспомнил, он его узнал.

    Посмотрим, как будет развиваться конфликт, в какой момент он достигнет кульминационной остроты, какова будет развязка и будет ли она вообще.

    Третье действие начинается сценой бала. Играет все тот же еврейский оркестр. В фокусе - Симеонов-Пищик, переходящий от происхождения своей лошадиной фамилии к... Ницше, который в своих сочинениях говорит о том, будто можно делать фальшивые бумажки. Что такое? Философия, пустые бумажки? А может, это не так, ведь про это его, Пищика, дочка читала, не он. Шарлотта показывает карточные фокусы. У Трофимова - дама пик. (Чей отголосок в этой карте? Германна, искусителя судьбы?) И следующий фокус - о купле-продаже. В это же самое время в городе идут торги - продается сад и именье. Раневская в напраяжении, а Трофимов дразнит Варю «мадам Лопахиной». Раневская не видит в этом беды, она говорит, что Лопахин хороший, интересный человек. Просто ему некогда, и он не делает предложения Варе. А Варе Лопахин нравится, не то, что некрасивый Петя. Пете же решительно все равно, как он выглядит. Он же выше любви - к чему ему красота. Ему красота не нужна вообще. Это ей, Раневской, нужно, потому что она - ниже любви. Ей одной в тишине ( в глубине?) страшно. В той тишине, что н и ж е любви. Пожалейте меня, Петя. Только Вам учиться надо и что-нибудь с бородой сделать, чтобы росла как-нибудь. Господи, ну зачем Пете борода? Ведь под луной не видно деталей облика, видно только, что что-то есть, а что - разве важно? Важно, что под луной есть цель - вперед, к счастью! Чувство жалости ему непонятно, он не выучил этого в своих университетах. «Гимназист второго класса(...) смешной чудак, урод». Но урод идет вперед. «Недотепа»-, говорит Фирс. Недотепа падает с лестницы. Проносится слух о продаже сада. Яша хочет в Париж, Шарлотта показывает фокусы, Епиходов приходит в «состояние духа». То бишь становится чем-то немательальным. «Конторщика держим, а неизвестно - для чего». Но об этом, замечает заносчиво Епиходов(а может, и не он?) «могут рассуждать только люди понимающие и страшие.» Воистину присутствие духа двадцати двух несчастий есть помеха. Варя гонит Епиходова вон. Явление Лопахина. Вишневый сад продан. Я купил. «Вишневый сад теперь мой! Мой! Боже мой, господи...» «Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется...» Во-образ-ил себя хозяином? Оркестр настраивает инструменты. Играйте, музыканты! Четыре скрипки, флейта и контрабас. Изменилась бы теперь наша «неск­лад­ная, несчастливая жизнь». Бы... Не верит? И...Лопахин-ирония - идет владелец вишневого сада! Не верит. Спит, ему все кажется. Обман, обман-искуситель, Иуда поступка: образ - обман, красота - его маска, есть то, что ниже - там страшно. Мы не знаем, что там, в тишине глубины. Что-то абсолютное, безобразное. Пусть лучше музыка играет. Отчетливее, веселее, иначе страшно.

  Раневская ведь тоже устраивает бал, чтобы не было страшно. И Лопахин просит музыкантов играть веселее, чтобы не было страшно. Чего боятся они?

  Лопахин-отражение, Лопахин-проявление, Лопахин-нерв - кульминационный пик конфликта. Лопахин - хозяин сада-как-сущего. Возможно ли распоряжаться садом-как-сущим? «Как я желаю?» Хозяин-барин. На свой лад под музыку еврейского оркестра, Желаю! Придаю смыслу действие! Хвачу топором по твоим ветвям, мой Молох, и ты будешь служить мне! Мне не нужна твоя бледная, пустая красота. «...мертва есть».

  Чехов ошибался?

  Нарушил законы драмы, человеческой комедии - божественной комедии?


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 119; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!