Обучение в университете. Литературные знакомства.

В.В. Савелов

КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ Ю.А. СИДОРОВА:

ОПЫТ РЕКОНСТРУКЦИИ

 

В докладе мы пытаемся реконструировать биографию малоисследованного поэта Юрия Ананьевича Сидорова (1887 – 1909) на основе архивных источников (РГАЛИ, НИОР РГБ, ОХД до 1917 г.) и редких прижизненных публикаций. Вводится ряд новых данных, а также уточняются некоторые известные ранее факты.

 

От рождения до поступления в Московский университет.

 

Юрий (Георгий) Ананьевич Сидоров родился 13 (25) ноября 1887 года[1].

Существует несколько версий относительно места рождения поэта. В редакторском предисловии к единственному посмертному собранию стихов Сидорова сказано, что он родился в Петербурге[2]. Ту же информацию найдем в большинстве биографических справок и исследований[3]. На сайте Саратовской зональной научной библиотеки имени В.А. Артисевич, в фонды которой, после смерти Сидорова, поступила его личная книжная коллекция, о поэте, однако, сказано как об уроженце села Вязовка Саратовской губернии[4]. Те же сведения содержатся и в статье С.В. Клейменовой о книгах из собрания Сидорова в фондах указанной библиотеки[5]. Наконец, Н.Н. Перцова, основываясь на данных из архивных источников, выдвинула предположение о том, что местом рождения поэта следует считать Москву[6].

В московских архивах (ОХД до 1917 г., РГАЛИ) нами было найдено несколько документов, подтверждающих точку зрения, высказанную Н.Н. Перцовой. Так, в Аттестате зрелости, выданном поэту в Калужской Николаевской гимназии, его местом рождения прямо названа Москва[7]. В свидетельстве о крещении от 12 декабря 1894 года сказано, что Ю.А. Сидоров был крещен 15 (28) ноября 1894 года (т.е. на третий день жизни) в московской Сергиевской в Пушкарях церкви[8] (на этот факт впервые обратила внимание Н.Н. Перцова[9]). Косвенным доказательством московского происхождения поэта также, по нашему мнению, может служить фрагмент из его письма к Б.А. Садовскому от 2 января 1909 года, отправленного из Калуги в Москву, в котором Сидоров обращается к своему адресату со следующей просьбой: «Пиши мне подробнее и о себе и о любимом граде-родине моей <выделено нами – В.С.>, дабы я, не присутствуя, как бы присутствовал в оном с тобою»[10].

Отец поэта – Ананий Григорьевич Сидоров (1863 – ?) – уроженец села Вязовка Саратовской губернии[11]. Происходил из семьи сердобского (согласно другим документам – петровского[12]) временного купца[13] из крестьян[14] Григория Савельевича Сидорова[15].  В 1877-1882 годах А.Г. Сидоров обучался в Тамбовском реальном училище[16], где, кроме основного курса, посещал также дополнительный класс по химико-техническому отделению[17]. В 1884 году, предоставив соответствующие документы, уплатив двенадцать рублей и выдержав «поверочные испытания», он поступил «в число постоянных слушателей» Московской Петровско-Разумовской лесной и земледельческой академии[18]. Академию А.Г. Сидоров окончил в 1889 году со званием действительного студента[19] сельского хозяйства[20]. Работал в имении помещика Михаила Адриановича Устинова (1825-1904) в селе Беково Саратовской Губернии[21], с 1908 года – губернский агроном в Саратове (Ю.А. Сидоров в письме к Б.А. Садовскому от 31 марта 1908 года сообщал: «Папа поселился в Саратове, где и получил место губернского агронома»[22]).

Мать поэта – Мария Александровна Леопольдова (? – 1910). В студенческом деле А.Г. Сидорова о ней сказано: «<…> дочь кандидата духовной академии, девица (окончила курс в Институте) <…>»[23]. В свидетельстве о венчании А.Г. Сидорова и М.А. Леопольдовой находим важное уточнение: последняя названа «дочерью кандидата Казанской <выделено нами – В.С.> духовной академии»[24]. В списке выпускников Казанской духовной академии нам удалось обнаружить единственного Александра Леопольдова (выпуск 1850 года)[25]. По всей видимости, дедом поэта был богослов Александр Яковлевич Леопольдов (1825 – 1886), автор сочинения «Опыт изложения мухаммеданства по учению ханифитов»[26]. Нашу догадку подтверждает также тот факт, что к моменту рождения поэта (1887 год) А.Я. Леопольдова уже не было в живых (он умер в 1886-ом году): в свидетельстве о крещении Ю.А. Сидорова среди восприемников названа «вдова кандидата Казанской духовной академии Александра Алексеевна Леопольдова»[27].

Некоторые сведения об А.Я. Леопольдове нам удалось разыскать в трехтомной «Истории казанской духовной академии» (Казань, 1891-1892) П.В. Знаменского (1836-1917), а также в «Библиографическом словаре русских и советских арабистов» Г.Г. Гульбина (1892-1941). Согласно этим источникам, А.Я. Леопольдов окончил Саратовскую семинарию, а в 1850 году – Казанскую духовную академию со званием кандидата[28]. Был учителем словесности в Симбирской и Саратовской (с 1855 года) семинариях, преподавал также татарский язык. В 1872 году стал законоучителем в Мариинском земледельческом училище близ Саратова[29]. Леопольдов, как уже было сказано выше, – автор сочинения «Опыт изложения мухамедданства по учению ханифитов»[30], представляющего собой довольно пространный (около 250-ти страниц) обзор мусульманского вероучения и религиозных практик, очевидно, ставивший перед собой задачу сделаться подспорьем в полемике христианских миссионеров с мусульманами-ханифитами (издан в серии «Миссионерский противомусульманский сборник»). П.В. Знаменский сообщает, что «Опыт» был написан Леопольдовым в 1894 году в качестве курсовой работы и получил премию от ректора академии архиепископа Григория (Н.В. Миткевич, 1807-1881), материально поощрявшего студентов, выбравших для исследования темы по миссионерским предметам[31].

Таким образом, семья Ю.А. Сидорова имела отношение к богословию, что, возможно, может объяснить особый интерес поэта к религии и его, хотя и несбывшееся, желание принять священнический сан.  

Свое образование поэт начал в Саратовской гимназии, с третьего класса обучался в Борисоглебской Александровской гимназии, а восьмой класс заканчивал в Калужской Николаевской гимназии[32]. В Аттестате зрелости, выданном в последнем учебном заведении, Сидорову-гимназисту дана следующая характеристика: «<…> поведение его вообще было отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ весьма хорошая, прилежание хорошее и любознательность вполне развитая»[33]. Отметим также, что аттестат Ю.А. Сидорова не был отличным.  Будущий поэт имел «тройки» по математике и географии, «четверки» по латинскому языку, математической географии и физике, «пятерки» же по Закону Божьему, русскому языку, церковнославянскому языку и словесности, логике, греческому языку, истории и французскому языку[34]. 

18 июля 1906 года Ю.А. Сидоров написал прошение на имя ректора Императорского Московского университета с просьбой о зачислении его на историко-филологический факультет[35]. С сентября 1906 года он стал студентом философского отделения историко-филологического факультета Московского университета[36].

 

Обучение в университете. Литературные знакомства.

В 1906 году на историко-филологическом факультете Императорского Московского университета был введен новый учебный план, согласно нему на факультете создавалось десять отделений: русского языка и словесности (А), славянской филологии (В), классической филологии (С), западно-европейских литератур (D), сравнительного языковедения (Е), русской истории (G), истории славян (H), истории церкви (I), истории искусства и археологии (К) и философских наук (L)[37]. Сидоров выбрал для себя последнее отделение: «<…> я студент И<мператорского> М<осковского> у<ниверситета> фил<ологического> фак<ультета> фил<софского> отделения с неважными способностями <…>»[38],– так аттестовал себя поэт в письме к Садовскому от 28 июня 1908 года.

Среди преподавателей, чьи лекции и занятия Сидоров мог посещать на философском отделении Московского университета в 1906–1908-ых годах, назовем имена Г.И. Челпанова (1862–1862), А.С. Белкина (1856–1909), Д.В. Викторова (1874–1918), Л.М. Лопатина (1855–1920), П.В. Тихомирова (1868–1937), С.А. Суханова (1867–1915) В.О. Ключевского (1841–1911), Р.Ю. Виппера (1859–1954), П.Н. Сакулина (1868 – 1930), С.И. Соболевского (1864–1963), М.М. Покровского (1868–1942)[39] и др.

С осеннего семестра 1907 года обучение на отделении философских наук  стало проводиться по трем секциям: истории философии, психологии и систематической философии[40] (в письме к Садовскому от 28 июня 1908 года Сидоров сообщал: «У нас, у философов, большое расширение учебного плана»[41]). По всей видимости, Сидоров выбрал для себя первую секцию. В письме к Садовскому от 9 сентября 1907-ого года он сообщал: «Сижу сейчас и готовлюсь к экзаменам логики и патрологии, также к семинарию Челпанова, попасть в которой у меня надежды очень мало. К экзамену же по Платону и Лукрецию не готовлюсь <…>»[42]. Если пропедевтические курсы по логике, психологии (семинарий Челпанова), а также по изучению Платона и Лукреция читались на всех трех секциях, то курс по истории патристической мысли («патрология» в письме Сидорова) был одним из главных курсов на секции истории философии[43].

 В университете Сидорову удалось установить дружеские контакты с несколькими студентами, посвятившими себя литературной деятельности. Наиболее близкие отношения связывали его с Борисом Александровичем Садовским (1881–1952).

Садовской поступил на историко-филологический факультет Московского университета в 1902 году, в 1903 перевелся на юридический, а в 1906 вернулся на классические отделение историко-филологического факультета[44]. Ко времени знакомства с Сидоровым он был уже известным поэтом и литературным критиком[45]. С мая 1904 года Садовской стал сотрудником журнала «Весы», и сотрудником не рядовым. Как отмечает Р.Л. Щербаков: «<…> по числу помещенных там <т.е. в «Весах» – В.С.> материалов он уступает только Брюсову и Белому»[46]. Сам Садовской вспоминал: «Брюсов, Белый, Ликиардопуло, Феофилактов и я были стержнем «Весов», фундаментом и основой за все шесть лет»[47]. Принимал Садовской участие и в других символистских изданиях (журналы «Золотое руно», «Перевал», альманахи «Хризопрас», «Корона»).

Сидоров и Садовской познакомились в октябре 1906 года. Сближение произошло весьма быстро: если в письме от 23 октября 1906 года Сидоров еще обращался к Садовскому на «Вы», то в письме от 30 декабря того же года – уже на «ты»[48]. Частым местом встреч двух поэтов стал ресторан «Петергоф», расположенный на углу Моховой и Воздвиженки[49]. В «Петергофе» поэты проводили время в беседах на окололитературные темы и распивали крепкие напитки[50]. В записной книжке 1907 года Садовской вел специальную рубрику «Возлияния Вакху», где подробно перечислял количество и характер выпитого, а также указывал имена тех, с кем «возлияния» совершались. Имя Сидорова встречается здесь весьма часто. Так, например, 3 февраля 1907 года отмечено: «4 рюмки водки и втроем: бутылка Рейнвейна, ½ бут<ылки> красного Портвейна и бут<ылка> шампанского "Моэт" с Л<истовым>[51] и Сидор<овым>», а о 15 марта сообщается: «<…> в «Петергофе» три бутылки пива с Лист<овым> и Юрием»[52]. В стихотворении «Борису Садовскому в "Петергоф"» (возможно, это самое раннее из известных нам стихотворений Сидорова), поэт, используя модную тогда декадентскую образность, пытался увидеть в подобном досуге необходимое условие для превращения в человека культуры:

 

Проклятый яд – отравой навсегда

Ты в тело мне проник и едко нервы точишь.

Ты ж обольстительно-ласкающе пьяна

Моя на время томная забывчива душа

В ликере этом ты каких наркозов хочешь?

 

Передо мной янтарный и густой шартрез,

Из монастырских трав шафрановый настой;

В старинной Франции обрывки грез –

Там соки этих трав гнетет полдневный зной

В артериях моих не кровь мечтает – гной!

 

Упадочники мы – нам нужен алкоголь,

Не с тем, чтобы забыть, чтоб увеличить боль.

Культура, ты – химический раствор,

В котором медленно, как бы кристальный сор

Мы выделяемся, мы – соль земли, мы соль[53].

 

Борис Садовской известен историкам литературы своими радикальными консервативно-монархическими взглядами[54]. По всей видимости, он оказал большое влияние на мировоззрение Сидорова, который прошел путь от социалиста и поклонника «мистического анархизма» Георгия Чулкова до убежденного монархиста, «ученика» Константина Леонтьева и человека, готового надеть священническую рясу.

Национализм Сидорова, активно подпитываемый Садовским, был сопряжен, как это, к сожалению, часто бывает, с крайней степенью антисемитизма. Так, в письме от 13 июня 1907 года Сидоров с удовольствием пересказывает Садовскому свой сон, в котором они будто бы вместе в обличие борзых собак травят Муни (С.В. Киссина, 1885–1916): «<…> в снах своих… недавно, ей Богу, видел Муни и преследующих его двух борзых собак. <…> Это символ, мой дорогой. Муни… понятно, а такие дворянские «выжлецы» с узким щипцом[55] – уж не мы ли? Лестно»[56].

Другим, более очевидным, следствием консервативного мировоззрения Сидорова стало неприятие современной словесности (шире – современности вообще) и эскапистский интерес к старой русской литературе конца XVIII – начала XIX века. В своем стихотворном послании «Другу. Ю.А. Сидорову» Садовской заявлял:

 

Не нам от века ждать награды:

Мы дышим сном былых веков –

Сияньем Рима и Эллады,

Блаженством пушкинских стихов[57].

 

Вместе с Садовским Сидоров участвовал в издании альманаха «Хризопрас», вышедшем в издательстве «Самоцвет» в начале 1907 года[58]. Возможно, к работе над альманахом (Сидоров не только дал в «Хризопрас» два своих стихотворения, но также стал его редактором) Сидорова привлек именно Садовской. О трудностях редакторской работы поэт сообщал в письме к Садовскому от 30 декабря 1906 года: «Стоило только тебе уехать домой, как в «Самоцвете» начались свои порядки. Как я не взывал и не грозил именем твоим, – все было напрасно. "Вот де 2-ой № <зачеркнуто> будет уж всецело под редакцией Бориса Александровича, а этот… уж Бог с ним". Ценою чуть ли не преступления мне удалось несколько исправить письмо Григорьева о "Перевале"[59] и больше ничего»[60]. Садовской был не слишком высокого мнения об альманахе в целом, но редакторские способности Сидорова отметил: «Ольга Павл<овна> <Михайлова – В.С.>[61] привезла мне 20 экземпляров "Хризопраса" от издателя. Дрянь страшная, нечего и говорить. Выругают нас отчаянно за него, и боюсь я, Юрий, что все наше дело прогорит. <…> Пускай же эта глупая скотина, Казаков[62], сам на своей шее почувствует, что значит не слушать порядочных людей. Письмо Григорьева, впрочем, вполне терпимо»[63].

Есть все основания предполагать, что вторая (и последняя) прижизненная публикация Сидорова – рецензия на книгу Георгия Чулкова «Покрывало Изиды» в «Русской мысли»[64] – появилась также не без участия Садовского, чье сотрудничество с этим престижным журналом стало возможно после того, как с ноября 1909 года литературным отделом в нем стал заведовать В.Я. Брюсов[65].

Таким образом, можно предположить, что именно Садовской ввел Сидорова в литературный мир. Возможно, поэт имел в виду именно это, когда в стихотворении «Брату. Борису Садовскому» писал о некоем мистическом посвящении в рыцари:

 

Забуду ли твой лик влюбленный?

Меча простер ты лезвие –

И я, коленопреклоненный,

Узрел иное бытие.

 

Ты посвятил меня в пустыне,

Когда Солим сверкнул вдали,

С тобой, мой старший брат, отныне

За Гроб сражаться мы пошли[66].

 

Садовской был весьма высокого мнения о поэтическом творчестве Сидорова: «Первые опыты Юрия, будучи несовершенны по форме, обладали, однако, качеством, обличающим истинного поэта: они имели живую, вполне своеобразную физиономию. Искренность автора сообщала этим ломающимся, как юношеский голос, стихам глубокую духовную красоту, чуждую беспочвенного и грубого эстетизма. Впоследствии меня не раз поражала необычайная быстрота в поэтическом развитии Юрия, через два года превратившего робкого ученика в строго и взыскательного художника»[67]. После смерти Сидорова именно Садовской стал главным инициатором издания посмертной книги его стихов[68].

Общим знакомым Садовского и Сидорова был Владимир Оттонович Нилендер (1883 – 1965). В 1903 году он поступил на юридический факультет Московского университета, а в 1904 перевелся на классическое отделение историко-филологического факультета[69]. По всей видимости, Сидоров и Нилендер познакомились еще в 1906 году: в письме к Садовскому от 15 августа 1906 года Нилендер сообщал, что он «с Юрием на "ты"»[70]. Нилендер высоко оценивал поэтическое творчество Сидорова, в письме к Садовскому от 6 марта 1908 года он отмечал: «На днях виделся с Ю-Си (китайско-сирийский философ и талантливый поэт)»[71]. Близкой дружбы, однако, не получилось, Сидорова смущал излишний, как ему казалось, интеллектуализм Нилендера. В письме к Садовскому от 8 марта 1908 года поэт сообщал: «Владимира <т.е. Нилендера – В.С.> почти не вижу. Он залез по уши в книги, ученость которых отпугивает меня как <…> робкого воробушка огородное чучело. Все-таки недавно был у него вечером и, так сказать, объелся до тошноты "медом словесным"»[72]. Нилендеру, студенту классического отделения, Сидоров посвятил «античное» стихотворение «Из Гомера»[73].

Еще одним университетским товарищем Сидорова стал Анатолий Корнельевич Виноградов (1888 – 1946) – будущий классик советской исторической прозы, а в то время – начинающий поэт, эпигон символизма[74]. В 1906-м году Виноградов поступил на физико-математический факультет Московского университета (его отец был учителем математики), а в 1908-м перевелся на философское отделение историко-филологического факультета. «Он был другом Ю.А. Сидорова, или вернее считал себя таким. Фигура любопытная и в известном смысле трагическая»[75], – вспоминал о нем К.Г. Локс. Сам Виноградов в своей записной книжке утверждал: «Никто Юрушки <т.е. Сидорова – В.С.> не понял, только я его чувствовал и жили мы единою с ним жизнью»[76]. Виноградов крайне болезненно, почти паталогически, переживал раннюю смерть Сидорова[77]. В его архиве сохранилось несколько рукописей поэта[78].

Дружеские отношения связывали Сидорова с Сергеем Михайловичем Соловьевым (1885–1942) – племянником В.С. Соловьева, перед именем которого Сидоров благоговел. Соловьев с 1904 года учился на словесном отделении историко-филологического факультета Московского университета, в 1907-м году перевелся на классическое отделение[79]. Несмотря на небольшую разницу в возрасте (всего два года), к Соловьеву Сидоров обращался исключительно на «Вы». В письмах Сидорова к Соловьеву[80] переплетаются ортодоксальная религиозность и чувство скорого конца мира, подсказанное В.С. Соловьевым.

Большим событием для Сидорова стало знакомство с Андреем Белым в 1907 году.[81]. Сам Белый высоко оценил творчество и саму личность Сидорова в своем некрологе[82].

Сидоров также был постоянным участником сред Е.И. Борического. Евгений Иванович Боричевский (1883 – 1934) – философ и литературовед[83], выпускник Московского университета (окончил его в 1909 году). В середине 1908 года он организовал на своей квартире журфикс «в память» сред Малларме[84]. Кроме Сидорова среды Боричевского посещали В.Ф. Ходасевич (1886–1939) и Муни (С.В. Киссин, 1885–1916), философ А.К. Топорков (1882 – ?), поэт Н. Огнев (М.Г. Розанов, 1888 – 1938), переводчица В.О. Станевич (1890–1967). Постоянными участниками сред также были Л.А. Ляшкевич и К.Г. Локс (1889 – 1956).

Обращает на себя внимание внутренняя несовместимость Сидорова и устроителя «сред». Боричевский – «польский аристократ», западник, почитатель Маллерме и Марселя Швоба, человек светской культуры, свободный в своих взглядах на религиозные вопросы. Сидоров – славянофил, «ученик», Константина Леонтьева и христианин «без всяких глубин верующий по символу православной церкви»[85]. Локс отмечает, однако, что Сидоров «любил бывать <…> на средах, хотя вокруг него были люди, несогласные с ним»[86]. Иногда эти противоречия приводили к любопытным скрещениям. Локс передает одно из высказываний Сидорова: «Как хорошо было бы перевести Бодлера на церковнославянский язык! <…> как бы он зазвучал!»[87].

В 1922 году в Москве вышла антология «Мир искусств в образах поэзии», составленная Е.И. Боричевским[88]. В ней Боричевский собрал «стихи, изображающие произведения архитектуры, скульптуры, живописи, танца и музыки»[89]. По мысли составителя, размещенные в определенном порядке, эти стихотворения должны составить своего рода историю искусств, как бы написанную поэтами. Для характеристики творчества английского художника Томаса Гейнсборо (1727 – 1788) Боричевский выбрал стихотворение Сидорова «Осенний сон».

 В свою антологию Боричевский отбирал стихи, главным образом «передающие индивидуальные черты художественного произведения»[90]. В стихотворении Сидорова действительно отражены некоторые черты, характерные для живописи Гейнсборо. Прежде всего, это ставшее визитной карточкой Гейнсборо стремление соединить портрет и пейзаж, в роли которого выступает английский пейзажный парк, а также стремление художника размещать на портретах домашних животных заказчиков, особенно собак[91]:

 

Я видел – проходите вы

Под сенью весенней листвы

По парку зеленому рано.

 

Вот вижу – любимица злая,

Свой выгнув упругий хребет,

За вами ступает вослед,

Надменно ступает борзая.

 

<…>

 

Зачем так уходите скоро?

Прости, милый сон мой, прости!...

Ах! Снова могу вас найти

Я лишь на картине Генсборо!..[92]

 

К.Г. Локс вспоминал: «Немало мучений доставило ему <Сидорову> то, что в последней строчке он поставил неправильно ударение. Нужно читать не Генсбóро, а Гéнсборо»[93]. Из приведенного замечания видно, что у людей, знавших Сидорова лично, эти строки были на слуху. Весьма вероятно, что Сидоров читал «Осенний сон» и на средах Боричевского. Включив стихотворение в свою антологию, Боричевский отдал дань как своей дружбе с безвременно ушедшим поэтом, так и самим «средам», которые прекратились почти сразу после смерти Сидорова[94].

 

Последний месяц жизни.

 

17 декабря 1908 года Сидоров приехал в Калугу[95], чтобы провести зимние каникулы со своими родственниками. Некоторые подробности дальнейшего периода его жизни мы можем восстановить благодаря нескольким эпистолярным документам, а также благодаря дневнику, который поэт вел с 1 по 6 января 1909 года[96].  

Лейтмотив дневника – приближающаяся свадьба с некой Надей[97]. К сожалению, мы не только не располагаем какими-либо сведениями об отношениях Сидорова и этой девушки, нам не известна даже фамилия последней. В письме к Садовскому от 2 января 1909 года Сидоров называет ее Надеждой Николаевной[98]. В.О. Нилендер в письме к Садовскому от 2 ноября 1909 года сообщает ее борисоглебский адрес[99]. Последнее наводит на мысль, что Сидоров мог познакомиться с ней в годы своего обучения в Борисоглебской гимназии. Возможно, Надежда Николаевна – та самая «Надя Ц.», которой посвящено дебютное стихотворение Сидорова «Новые варвары»[100].

Другая женщина, имя которой связано с именем Сидорова – жительница Калуги Мария Феоктистовна Власова. По всей видимости, первоначально именно она претендовала на роль невесты поэта: «Ваша "мама" по Юре»[101],– подписывает одно из своих писем к ней мать Сидорова. Однако после неизвестного нам события, поэт переменил свое решение. Дальнейшие отношения, по всей видимости, развивались исключительно в духовной и интеллектуальной плоскости. В известных нам письмах к Власовой 1908-ого года Сидоров главным образом рассказывает о своих эстетических впечатлениях: прочитанных и приобретенных у букинистов книгах, посещении московских музеев и театров[102]. В письме от 30 октября 1908 года Сидоров обращается к Власовой так: «Дорогая моя и родная сестра по духу, по общей жизни нашей»[103].

Можно предположить, что Надежда Николаевна и Мария Феоктистовна Власова стали для поэта воплощениями двух сторон женственности («земной» и «небесной»), о которых он писал в стихах. Свои отношения с ними (роль жениха и роль брата) Сидоров мог воспринимать как часть собственного жизнетворческого мифа. Обе женщины, по всей видимости, знали друг о друге, но впервые встретились уже после смерти поэта: «Очень рада, что вы познакомились и поговорили с Наденькой»[104],– писала Власовой М.А. Сидорова в письме от 7 апреля 1909 года.  

Других событий, о которых Сидоров рассказал в дневнике и письмах этого времени, немного: посещение богослужений в местном соборе, студенческий бал, собственным поведением на котором поэт остался недоволен («<…> был уж очень <…> умным»[105]), «елка у сумасшедших»[106].

В рассматриваемый период Сидоров написал (или отредактировал) стихотворения «Мчатся бесы» (20 декабря 1908)[107], «Посвящение» (27 декабря 1908)[108], «Ложе»[109]. Также в начале января 1909-ого года он «с содроганием»[110] работал над опытом в прозе – текстом под условным названием «Повествование Сфинкса»[111].

Большую часть свободного времени поэт проводил за чтением. Вот лишь некоторые, названные им в дневнике, имена: Б. Паскаль («Менее интересно, чем я думал»[112]), В.А. Жуковский («<…> читал с наслаждением»[113]), отдельно упомянуты романы Вальтера Скотта «Эдинбургская темница», «Легенда о Монтрозе», «Черный карлик», «Вудсток»[114] (в черновике письма к С.М. Соловьеву поэт писал: «<…> посещаю церковь и по вечерам В. Скотта перечитываю, вот и все житие мое»[115]). Из современных ему периодических изданий, Сидоров читал в январе декабрьский выпуск «Образования»[116] и октябрьский номер «Русской мысли»[117] за 1908-ой год. 6 января Сидоров познакомился с полемической по отношению к Д.М. Мережковскому статьей С.В. Лурье «Религиозные искания в современной литературе»[118] и не согласился с доводами автора: «<…> много верного, но сплошь на недоразумении. Не так уж глуп Мер<ежковский>»[119].

Особый интерес у Сидорова в последний месяц его жизни вызывала фигура Владимира Соловьева. Он «с приятностью» перечитывал «воспоминания А.Г. Петровского и В. Величко»[120] о философе, а «брошюру» калужского исследователя А.А. Коэласа о нем[121], нашел «возмутительной»[122]. 1 января «с трепетом и волнением» Сидоров перечитал особенно значимую для него «Повесть об Антихристе»[123].

 Пророчество Соловьева о скором пришествии Антихриста и конце мира особенно волновало поэта. Сильное впечатление произвело на него известие о Мессинском землетрясении. В черновике письма к С.М. Соловьеву, Сидоров пытался осмыслить это событие в  апокалипсическом ключе: «<…> Я не выпускаю газет из рук и в великом удивлении и страхе обретаюсь. Причина сему землетрясение в Сицилии и Кал<лабрии>. Мнится предвестием и знамением является оно человечеству»[124].

Вечером 10 января поэт, вернувшись с вечерней церковной службы, почувствовал недомогание. 11 января М.А. Сидорова в письме к Власовой сообщала: «<…> пишу Вам по просьбе Юры: он сейчас лежит в сильнейшем жару, с 40,1-градусной t<емперату>рой. Вчера пришел со всенощной и пожаловался, что болит горло, ночью уже весь горел, сегодня целый день не может встать с постели, все время очень высокая t<емперату>ра и к вечеру вот поднялась до 40,1. Если свои меры не помогут, конечно, завтра обращусь к д<окто>ру»[125]. 14 января Сидорова сообщала Власовой о частых посещениях врача и неутешительном диагнозе: «Д<окто>р – каждый день, болезнь очень тяжелая: "ложный дифтерит" или "гнилостная жаба". Страдает очень. Улучшений пока нет. Но, Бог даст, выходим! <…> Лечение очень сложное»[126]. Рефреном писем Сидоровой становится просьба воздержаться от посещений больного по причине возможности заражения: «<…> мне сегодня сказали, что вы заходили к нам узнать о Юре <…> пишите <…> нам, но лучше не рискуйте и не приходите к нам сама»[127]; «<…> Юра очень благодарит Вас за письмо; оно было ему очень приятно. Просит Вас и еще писать ему. Но, деточка моя, не заходите к нам сама: ничего не поделаешь»[128]. Заменой посещениям стали письменные отчеты, благодаря которым мы можем узнать подробности о последних днях жизни поэта. В письмах Сидорова описывает дальнейшее течение болезни: «Плохо еще нашему мальчику. Очень высокая t<емперату>ра, почти все время в забытье, на голове – лед, сильно болит и голова и горло. Вчера д<окто>р остался недоволен им, вряд ли будет доволен и сегодня»[129]; «Очень <…> страдает: бред, галлюцинации, почти все время полузабытье»[130]. 17 января Сидорова сообщала Власовой, что у малолетней дочери Александра Генерозова – двоюродного брата поэта – также был обнаружен дифтерит и ей сделана прививка. В том же письме она давала знать об улучшении в самочувствии сына: «<…> Юре еще плохо, но все же вчера ночью д<октор> остался им довольнее»[131]. Улучшение, однако, оказалось временным. Далее – недатированная записка следующего содержания: «Он умер, моя девочка. Завтра в 9 утра отпевание в маленьком соборчике. Сегодня в 4 часа дня вынос из дома туда же в закрытом гробу. Иначе нельзя. К нам нельзя. Сидорова»[132]. 

Некоторые подробности о последних днях поэта нам также удалось узнать из недатированного письма А.И. Генерозова к Садовскому. В письме Генерозов, удовлетворяя просьбу Садовского, рассказывает о смерти своего двоюродного брата следующее: «Уже в субботу 10-го <января> Юрий почувствовал себя нездоровым. Полагая, что он только простудился, никто не придал его болезни, как и он сам, значения. Однако 12-ого он почувствовал себя настолько плохо, что был позван врач. Доктор, найдя заболевание серьезным и определяя его как гнилостную жабу, не говорил, чтобы его жизни угрожала какая-то опасность, но на следующий день Юрий уже часто впадал в бессознательное состояние и бред, хотя до самой смерти у него были часы полного сознания, во время которых он мог читать даже книги. Дня за три до его смерти была приглашена ухаживать за ним сестра милосердия, до этого времени за ним ухаживала мать. В ночь с 20-ого на 21-ое его физические мучения достигли наивысшей степени. Он несколько раз просился и порывался "домой". <…> В 12-ом часу попросил священника. В полном сознании исповедовался и приобщился Святых Тайн. Вскоре он стал забываться. Около часу ночи он отошел от нас»[133].

В конце письма Генерозова почерком М.А. Сидоровой сделана приписка: «Ужасно то, что говорят – его можно было спасти, хочу верить, что такова воля Бога»[134]. «Юрий Сидоров был единственным сыном своих престарелых родителей. Мать не перенесла его смерти, и угасла в тот же год»[135],– сообщал С.М. Соловьев. Благодаря письмам Генерозова к Садовскому мы смогли установить точную дату смерти М.А. Сидоровой – она умерла 21 сентября 1909 года[136].

 


[1] ОХД до 1917 г. Ф.418. Оп.320. Д.1553. Л.2

[2] Сидоров Ю. Стихотворения. М.: Альциона, 1910.

[3] Ежов И.С., Шамурин Е.И. Антология русской лирики первой четверти ХХ века. М.: Новая Москва, 1925. С. 585, Лавров А.В. Сидоров Юрий (Георгий) Ананьевич // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.: Большая российская энциклопедия, 2007. С. 608, Лавров А.В. Юрий Сидоров: На подступах к литературной жизни // Лавров А.В. Символисты и другие. М.: Новое литературное обозрение, 2015. С. 204, Ласунский О.Г. Сидоров Юрий Ананьевич // Воронежская историко-культурная энциклопедия. Персоналии. Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2006. С. 380, Сугай Л.А. Гоголь и символисты. Banská Bystrica, 2011. С. 113, Никитина Е.Ф. Биографическая справка о Ю.А. Сидорове // РГАЛИ.Ф.341.Оп.1.Ед.хр.287.Л.24,25.

[4] Книжное собрание Ю. А. Сидорова в фондах ЗНБ // http://library.sgu.ru/100_let/php/show_info.php?year=1910&num=6&txt=usid (дата обращения 06. 06. 2018)

[5] Клеймёнова С.В. Книги из собрания Юрия Сидорова в фонде ЗНБ СГУ // Библиотека вуза: вчера, сегодня, завтра. Саратов, 2007. №7. С. 71.

[6] Перцова Н.Н. Юрий Сидоров // Поэзия Московского университета от Ломоносова и до… Книга 6. От Арсения Альвинга до Владислава Ходасевича. М.: Бослен, 2011. С. 334.

[7] ОХД до 1917 г. Ф.418. Оп.320. Д.1553. Л.2.

[8] Там же. Л.4.

[9] Перцова Н.Н. Юрий Сидоров // Поэзия Московского университета от Ломоносова и до… Книга 6. От Арсения Альвинга до Владислава Ходасевича. М.: Бослен, 2011. С. 334.

[10] РГАЛИ. Ф.464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[11] ОХД до 1917 г. Ф.228.Оп.3.Д.5451.Л.92.

[12] Там же. Л.5.

[13] Временной купец – представитель не купеческого сословия (чаще всего крестьянин или мещанин), имеющий торговые права и ведущий предпринимательскую деятельность. См. напр. Старцев А.В., Гончаров Ю.М. История предпринимательства в Сибири (XVII – начало ХХ века). Барнаул: Издательство АГУ, 1999. С. 70.

[14] В аттестате, который А.Г. Сидоров получил в Петровской сельскохозяйственной академии, сказано, что он «сын крестьянина». ОХД до 1917 г. Ф. 228. Оп. 3. Ед.хр. 5451. Л. 130.

[15] ОХД до 1917 г. Ф.418.Оп.320.Д.1533.Л.4 об.

[16] ОХД до 1917 г. Ф.228.Оп.3.Д.5451.Л.7.

[17] Там же. Л.5.

[18] ОХД до 1917 г. Ф.228. Оп.3. Д.5451. Л.3.

[19] В России XIX и начала ХХ веков студенты, окончившие курс в университете без отличия и не предоставившие в конце обучения письменного сочинения (дипломной работы), получали звание действительного студента, что примерно соответствует сегодняшней степени бакалавра. См. напр. Раскин Д.И. Образование и учебные заведения в России XIX – нач. ХХ вв. // Русские писатели 1800 – 1917. Биографический словарь. Т. 4: М – П. М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. С. 676, 2 ст.

[20] ОХД до 1917 г. Ф.228. Оп.3. Д.5451. Л.130.

[21] Там же. Л.112.

[22] РГАЛИ. Ф.464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[23] ОХД до 1917 г. Ф.228. Оп.3. Д.5451. Л.92.

[24] Там же

[25] Выпускники Казанской духовной академии 1846-1920 гг. // www.petergen.com/bovkalo/duhov/kazda.html (дата обращения 06. 06. 2018)

[26] Леопольдов А. Опыт изложения мухаммеданства по учению ханифитов. Казань: типография Коковиной, 1873. 2-е издание – Казань: типография Ключникова, 1898.

[27] ОХД до 1917 г. Ф.418. Оп.320. Д.1533. Л.4 об.

[28] В России XIX и начала ХХ веков звание кандидата примерно соответствовало сегодняшней степени магистра. Кандидатом становился тот, кто окончил курс в университете с отличием и предоставил в конце обучения специальное письменное сочинение (дипломную работу). См. напр. Раскин Д.И. Образование и учебные заведения в России XIX – нач. ХХ вв. // Русские писатели 1800 – 1917. Биографический словарь. Т. 4: М – П. М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. С. 676, 2 ст.      

[29] Гульбин Г.Г. Библиографический словарь русских и советских арабистов // Неизвестные страницы отечественного востоковедения. Выпуск 3. М.: Восточная литература, 2008. С. 638, Знаменский П. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842 – 1870 годы). В 3 выпусках. Казань: типография Императорского Университета, 1891 – 1892. Т.3. С. 368.

[30] Леопольдов А. Опыт изложения мухаммеданства по учению ханифитов. Казань: типография Коковиной, 1873. 2-е издание – Казань: типография Ключникова, 1898.

[31] Знаменский П. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842 – 1870 годы). В 3 выпусках. Казань: типография Императорского Университета, 1891 – 1892. Т.3. С. 308.

[32] ОХД до 1917 г. Ф.418.Оп.320.Д.1533.Л.2

[33] Там же

[34] ОХД до 1917 г. Ф.418.Оп.320.Д.1533.Л.2

[35] Там же. Л.1.

[36] Сидоров Ю. Стихотворения. М.: Альциона. 1910. С. 5.

[37] См. напр. Павлов А.Т. Философия в Московском университете. СПб.: Русская христианская гуманитарная академия, 2010. С. 201. 

[38] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[39] Обозрение преподавания на Историко-Филологическом Факультете Императорского Московского Университета. 1906 – 1907. Б.м., б.г. С. 2–4, 7, 12, 23; Обозрение преподавания на Историко-Филологическом Факультете Императорского Московского Университета. 1907 – 1908. Б.м., б.г. С. 3–4, 10, 21, 23–25; Обозрение преподавания на Историко-Филологическом Факультете Императорского Московского Университета. 1908 – 1909. Б.м., б.г. С. 2–4, 9–10, 13, 16–17, 19–20.

[40] Павлов А.Т. Философия в Московском университете. С. 201. 

[41] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[42] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[43] Павлов А.Т. Философия в Московском университете. С. 202–203. 

[44] Шумихин С.В. Садовской Борис Александрович // Русские писатели 1800 – 1917. Т. 5. П – С. М., 2007. С. 755.

[45] За время знакомства с Сидоровым (1906-январь 1909), Садовской создает и частью публикует ряд произведений, которые позднее войдут в его дебютные книги: стихи, собранные затем в сборник «Позднее утро. Стихотворения 1904-1908» (М., 1909), поэмы («Леший», 1906, «Лаура», 1908), вошедшие позднее в книгу «Косые лучи. Пять поэм» (М., 1914), стилизованную прозу («Черты из жизни моей», 1907), которая станет частью будущей книги «Узор чугунный» (М., 1911), и литературно-критические статьи о поэтах прошлого («Л.А. Мей», 1908), которые составят основу сборника «Русская Камена» (М., 1912).

[46] Садовской Б.А. «Весы». Воспоминания сотрудника. Публикация и предисловие Р.Л. Щербакова // Минувшее. Вып. 13. М.; СПб., 1993. С. 8.

[47] Там же. С. 19.

[48] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[49] О «Петергофе» см. напр. у В.А. Гиляровского, который отмечает, что в этом ресторане было «очень дешево», но при этом не было «очень скверно»: Гиляровский В.А. Москва и москвичи. М., 2006. С. 197–198. 

[50] О встречах с Сидоровым в «Петергофе» Садовской довольно подробно рассказал в своей мемуарной статье «Памяти Ю.А. Сидорова». Садовской Б.А. Ледоход. Статьи и заметки. Пг., 1916. С. 156–157. 

[51] Листов Сергей Аркадьевич – общий приятель Садовского и Сидорова, был знаком Садовскому еще по его нижегородской юности.

[52] РГАЛИ. Ф. 464. Ед. хр. 24. Оп. 2. Л. 81.

[53] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 21.

[54] Еще в своем детском дневнике 1895 года Садовской писал: «Я желал бы, чтобы все иностранные слова были выброшены из русского языка и заменены чисто русскими. <…> Женщина имеет одно предназначение: штопать чулки и нянчить детей. «Бурсак» В.Т. Нарежного в 100 000 раз лучше современных романов и повестей». РГАЛИ. Ф 464. Оп. 2. Ед. хр. 27. Л. 50.

[55] Выжлецы с острым щипцом – гончие собаки с острыми мордами. Ср. у В.А. Гиляровского о лексиконе «борзятников»: «Разговор их не всякий поймет со стороны. Так и сыплются слова: – Пазонки, черные мяса, выжлец, переярок, щипцы, прибылой, отрыж. Вот, кажется, знакомое слово "щипцы", а это, оказывается, морда у борзой так называется». Гиляровский В.А. Москва и москвичи. М.: АСТ, 2006. С. 134.

[56] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[57] Садовской Б. Полдень. Собрание стихов 1905 – 1914. Пг.., 1915. С. 258.

[58] Хризопрас. Художественно-литературный сборник издательства «Самоцвет». М., 1906 – 1907.

[59] Сидоров, по всей видимости, имеет в виду статью «О мертворожденном. По поводу журнала "Перевал"», напечатанную в разделе «Письма в редакцию» и подписанную латинской буквой W. Хризопрас. С. 81–83. Благодаря письму Сидорова мы можем установить, что авторство этой статьи принадлежало Василию Григорьеву. 

[60] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[61] Ольга Павловна Михалова – художница, альманах «Хризопрас» вышел в ее оформлении. Сидоров, по всей видимости, был какое-то время влюблен в нее. Для посмертного издания стихов поэта она сделала рисунок с плачущей Музой у могильной урны. Сидоров Ю. Стихотворения. С. 7.

[62] Одним из редакторов альманаха «Хризопрас» был Евгений Казаков.

[63] РГАЛИ. Ф 464. Оп. 2. Ед хр. 40. Л. 1, об.

[64] Сидоров Ю. Г. Чулков. Покрывало Изиды. Критические очерки. Издание журнала «Золотое Руно». М., 1909 г. Ц. 1 р. // Русская мысль . 1909. №1. Отд. III. С. 6–8.

[65] См. напр.: Никитина М.А. «Русская мысль» // Русская литература и журналистика начала ХХ века. 1905 – 1917. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М.: Наука, 1984. С. 38 – 46.

[66] Сидоров Ю. Стихотворения. М.: Альциона, 1910. С. 67 – 68.

[67] Садовской Б. Ледоход. С. 157.  

[68] Об издании посмертной книги стихов Сидорова см.: Савелов В.В. «Стихотворения» Ю.А. Сидорова – мемориальная книга периода «кризиса символизма» // Кризисные ситуации и жанровые стратегии. М.: Эдитус, 2017. С. 23 – 34. 

[69] ОХД до 1917 г. Ф. 418. Оп. 325. Д. 1180 а. Л. 41, 45.

[70] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 148.

[71] Там же

[72] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[73] Сидоров Ю. Стихотворения. С. 69.

[74] О раннем периоде жизни и творчества А.К. Виноградова см.: Айдинян Ст. А. Ранние годы Анатолия Виноградова // Поэзия Московского университета: от Ломоносова и до… Кн. 6. М.: Бослен, 2011. С. 130 – 151. Ирлин  А.Г. Малоизвестные страницы жизни и творчества Анатолия Виноградова // Невский библиофил. Вып. 2. СПб., 1997. С. 33 – 41.

[75] НИОР РГБ. Ф. 646. К. 3. Ед. хр. 10. Л. 16.

[76] РГАЛИ. Ф, 1303. Оп. 1. Ед. хр. 296. Т. 1. Л 10, об.

[77] См. об этом: А.К. Виноградов у Льва Толстого. Предисловие, публикация, подготовка текста и примечания Ст. Айдиняна // Новый Мир. 1994. №8.

[78] РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 1381. Л. 12 – 14. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 1061.

[79] Лавров А.В. Соловьев Сергей Михайлович // Русские писатели 1800 – 1917. Т. 5. П – С. М., 2007. С. 755.

[80] Их цитирует сам Соловьев в своих мемуарных очерках о Сидорове: Соловьев С. Юрий Cидоров // Сидоров Ю. Стихотворения. С. 16 – 21, Соловьев С. Памяти Ю.А. Сидорова // Богословский вестник. 1914. Т. 1. Январь. С. 223 – 225. Черновик неотправленного письма Сидорова к С.М. Соловьеву января 1909 года сохранился в архиве А.К. Виноградова. РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 21, об. – 22, об.

[81] Подр. об отношениях Сидорова и Белого см.: Савелов В.В. Ю.А. Сидоров и Андрей Белый // Новый филологический вестник. № 3 (38), 2016. С. 96 – 106.   

[82] Белый А. Дорогой памяти Ю.А. Сидорова // Сидоров Ю. Стихотворения. М.: Альциона, 1910. С. 9 – 12.

[83] О русском периоде жизни Боричевского см.: Чернякевич Т. Евгений Боричевский. Начало века // Асоба I час. Вып. 4. Минск, 2012.

[84] Локс К.Г. Повесть об одном десятилетии // Минувшее. Вып. 15. М.; СПб., 1994. С. 35.

[85] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[86] Локс К.Г. Повесть об одном десятилетии. С. 36.

[87] Там же. С. 38 – 39.

[88] Мир искусств в образах поэзии. Архитектура, скульптура, живопись, танец, музыка. Собрал Е. Боричевский. М.: Работник просвещения, 1922.

[89] Там же. С. 1

[90] Там же

[91] О творчестве Гейнсборо см. напр.: Некрасова Н.А. Томас Гейнсборо. М.: Изобразительное искусство, 1990.

[92] Мир искусств в образах поэзии. С. 101.

[93] Локс К.Г. Повесть об одном десятилетии. С. 32.

[94] Там же. С. 44.

[95] В письме к М.Ф. Власовой из Калуги от 17 декабря 1908 года Сидоров сообщает: «Приехал сегодня утром <…>». РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед.хр. 1381. Л. 10.

[96] РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 18, 20 – 22.

[97] «Надя, Надя, помнишь ли, не изменила ли? Люблю тебя всей грешной и святой любовью своей. <…> О скорей бы свадьба, скорей бы навек без опасений связать двоих в одно» (1 января); «Проснулся в 10 ч<асов>, осведомился у мамы нет ли писем, от Нади, конечно, нет и в безвольном отчаянии опять повалился. Но оказалось, что замедлила почта <…> прелестное письмо <…> от Нади моей, успокоившее меня» (2 января); «Письма от Нади нет. Уж здорова ли она? Господи!» (6 января). РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 20, 18 об., 22.

[98] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.

[99] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 148.

[100] Хризопрас. Художественно-литературный сборник издательства «Самоцвет». М., 1906 – 1907. С. 27.

[101] РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 1. Ед. хр. 1061. Л 1, об.

[102] Письма Сидорова к М.Ф. Власовой от 3 сентября 1908 года и от 20 сентября 1908 года полностью опубликованы А.В. Лавровым: Лавров А.В. Юрий Сидоров: На подступах к литературной жизни // Лавров А.В. Символисты и другие. М.: Новое литературное обозрение, 2015. С. 218-221.

[103] РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 1. Ед. хр. 1381. Л. 8.

[104] РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 1. Ед. хр. 1061. Л. 38.

[105] РГАЛИ. Ф. 103. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 21.

[106] По всей видимости, одна из родственниц Сидорова работала в местной психиатрической лечебнице («У Над<ежды?> Ал<ександровны?> до 12 посетители». РГАЛИ. Ф. 103. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. ), куда на новогоднее торжество и был приглашен поэт.

[107] РГАЛИ. Ф. 1303. П. 2. Ед. хр. 1381. Л. 12, об.

[108] Там же. Л. 13 – 13, об.

[109] Там же. Л. 14.

[110] РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 20.

[111] Там же. Л. 16 – 21.

[112] РГАЛИ. Ф. 103. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 21.

[113] Там же

[114] РГАЛИ. Ф. 103. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 20, 21, 22.

[115] Там же. Л. 22, об.

[116] Там же. Л. 18, об.

[117] Там же. Л. 21.

[118] Лурье С.В. Религиозные искания в современной литературе (Д.С. Мережковский Не мир, но меч. К будущей критике христианства. СПб., 1908 г.) // Русская мысль. 1908. № 10. С. 44-67. 

[119] РГАЛИ. Ф. 103. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 22.

[120] Вероятнее всего, Сидоров имел в виду следующую статью и очерк: Петровский А.Г. Памяти Владимира Сергеевича Соловьева // Вопросы философии и Психологии. 1901. № 1, Величко В.Л. Вл. Соловьев. Жизнь и творения. СПб., 1902.

[121] Вероятнее всего, Сидоров имел в виду следующую работу: Коэлас А. Владимир Соловьев как философ и моралист. Калуга, 1908.

[122] РГАЛИ. Ф. 103. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 21.

[123] Там же. Л. 20.

[124] РГАЛИ. Ф. 103. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 21, об.

[125] РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 1061. Л. 13.

[126] Там же. Л. 14.

[127] Там же. Л. 15.

[128] Там же. Л. 16.

[129] РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 1061. Л. 15.

[130] Там же. Л. 16, об.

[131] Там же

[132] Там же. Л. 27.

[133] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 75. Л. 4, 4, об.

[134] РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 75. Л. 5, об.

[135] Соловьев С. Памяти Ю.А. Сидорова // Богословский вестник. 1914. Т. 1. Январь. С. 224.

[136] Ср. в письме от 23 сентября 1909 года: «21-ого скончалась Мария Александровна». РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 75. Л. 3. 


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 281; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:




Мы поможем в написании ваших работ!