Послание польскому королю Стефану Баторию 1581 года 7 страница
А послы наши, дворянинъ нашь и намѣсникъ муромской Остафей Михайловичъ Пушкинъ с товарыщи, писали к намъ, что паны твои рада имъ от тебя говорили, что тебѣ с нами инако не мириватися, развие чтоб намъ тебе поступитися всеѣ Лифлянские земли до одново волока, а Велижъ и Усвятъ и Озерища то готово у тебя, да городъ Сѣбежъ разорити, да четыреста тысячъ золотыхъ червонныхъ за накладъ твой дати тебѣ, что ты наряжаяся ходилъ нашие земли воевати; а Луки Великие и Заволочье и Ржева пустая и Холмъ за хрептомъ в молчаньи покинули.
Твои же паны, как писали наши послы, дворянин и наместник муромский Остафий Михайлович Пушкин с товарищами, говорили им от твоего имени, что ты с нами помиришься, только если мы уступим тебе всю Ливонскую землю до последнего волока, что Велиж, Усвят и Озерище — все это уже у тебя и что мы должны разрушить крепость Себеж, да еще уплатить тебе четыреста тысяч золотых червонцев за твой убыток, который ты понес, когда снаряжался, отправляясь воевать наши земли; а Луки Великие, Заволочье и Холм беспрекословно оставлены нами при отступлении.
И мы таково превозношенья не слыхали нигдѣ и тому удивляемся: то ныне миритися хочешь, а такое безмѣрье паны твои говорятъ, а коли будет розмирица, тогды чему мѣра будетъ? Панове рада говорили нашимъ посломъ, что они приѣхали торговати Лифлянскою землею; а ино наши послы торгуютъ Лифлянскою землею, ино то лихо, а то добро, что панове твои нами и нашими государьствы играютъ, да дѣлаютъ гордяся какъ чему сстатися нелзя? А то не торговля, розговоръ.
|
|
|
Мы никогда еще не встречали такой гордости и недоумеваем: ведь нынче ты собираешься мириться, а твои послы предъявляют такие безмерные требования, — чего же они потребуют, прервав мирные переговоры? Паны твоей рады говорили нашим послам, что они приехали торговать Ливонской землей. Так что же: если наши послы торгуют Ливонской землей, то это плохо, а если твои паны нами и нашими владениями играют и из гордости предлагают невозможное — это хорошо? Да это не торговля была, а переговоры.
А коли были прежние государи на томъ государстве хрестьянские побожные, почен от Казимера и до нынешнего Жигимонта Августа, и они о кроворозлитии хрестьянскомъ жалѣли и пословъ своихъ к намъ посылывали, и наши послы к нимъ хаживали, и наши бояре сь ихъ послы розговорные рѣчи говаривали, а ихъ королевские послы рада с нашими послы розговорные рѣчи говаривали и многие приговоры дѣлывали, чтоб какъ на обе стороны любо было, а хрестьянская бы кровь невинная напрасно не проливалася, а межи бы государей миръ и покой былъ, — тово искали прежние паны рада. И сьезжаютца много и побранятца с послы, да опять помирятца, да дѣлаютъ долго, а не однымъ часомъ обернутъ. А ныне видимъ и слышимъ, что въ твоей землѣ хрестьянство умаляетца; ино по тому твои панове рада, не жалѣючи о кроворозлитьи хрестьянскомъ, дѣлаютъ скоро. И ты б, Стефанъ король, попаметовалъ на то и разсудилъ, хрестьянскимъ ли то обычаемъ такъ дѣлаетца?
|
|
|
А когда в вашем государстве были благочестивые христианские государи — от Казимира до нынешнего Сигизмунда-Августа — они жалели проливать христианскую кровь и посылали к нам своих послов, и наши послы к ним ездили, и наши бояре вели с их послами предварительные переговоры, и их королевские послы в раде с нашими послами вели предварительные переговоры и неоднократно принимали решения, выгодные для обеих сторон, чтобы невинная христианская кровь не лилась напрасно и между государствами царили мир и спокойствие, — вот к чему стремились паны в прежней раде. Ездят много туда и обратно, побранятся с послами и снова помирятся, и делают дело долго, а не в один час обернутся. А ныне мы видим и слышим, что в твоей земле христианство умаляется; поэтому-то паны твоей рады, не беспокоясь о кровопролитии среди христиан, действуют наскоро. И ты бы, король Стефан, припомнил все это и рассудил: по христианскому ли это обычаю делается?
|
|
|
Какъ еси присылалъ к намъ своихъ великихъ пословъ — воеводу мазовецкого Станислава Крыжского с товарыщи,[4] и они на чомъ с нашими бояры договорилися, да и грамоту, твое слово, написали, какову хотѣли по своей воле, и на той грамоте крестъ целовали и печати свои к той грамоте привѣсили на томъ, что было тебѣ написати грамота своя такова, какову твои послы написали у насъ на Москвѣ, и печать свою к той грамоте привѣсити, и перед нашими послы на той грамоте к намъ крестъ целовати, и по той перемирной грамоте тебѣ к намъ до тѣхъ урочныхъ лѣтъ и правити, и пословъ нашихъ с тою своею грамотою не издержавъ к намъ отпустити.
Когда послал ты к нам своих полномочных послов — воеводу мазовецкого Стефана Крыйского с товарищами, — то они договорились с нашими боярами, написали от твоего имени грамоту, какую хотели, по своей воле, и, целуя крест и привесив к той грамоте свои печати, присягнули, что ты напишешь такую же свою грамоту, какую они написали в Москве, привесишь к ней свою печать и присягнешь, целуя крест, перед нашими послами, что будешь соблюдать эту грамоту в течение указанных лет, а наших послов отпустишь с той своей грамотой, не задерживая.
|
|
|
И мы по приговору пословъ твоихъ з бояры с нашими послали к тебѣ пословъ своихъ, дворецкого тверского и намѣсника муромского Михаила Долматовича Карпова, да казначѣя своего и намѣсника тулского Петра Ивановича Головина,[5] да дьяка Тарасья Курбата Григорьева сына Грамотина, додѣлывати тово дѣла, что послы твои зделали, и у тебя перемирную грамоту взяти и на той грамоте тебя х крестному целованью привезти. И нашего болшого посла Михаила Долматовича Карпова не стало невѣдомо какими обычеи, товарыщи его, казначѣй нашь и намѣсникъ тулской Петръ Ивановичъ Головинъ, да диякъ нашь Тарасей Курбатъ Григорьевъ сынъ Грамотина, какъ к тебѣ пришли, и ты то ни во што поставя, через присягу пословъ своихъ, по ихъ приговору дѣлати не похотѣлъ, и нашихъ пословъ обезчестя, посадилъ еси ихъ за сторожи, якъ вязней, в великой нуже. А что наши послы тебѣ посольства не правили, и они, видя твою гордость, что еси противъ нашего имяни не всталъ и о нашемъ имени самъ не вспросилъ, не зсмѣли без нашего вѣдома тебѣ тое гордости стерпѣти. А впередъ уже какъ ни гордися, то тебѣ уже не встрѣшно будетъ. А к урядникомъ твоимъ посломъ нашимъ у себя на подворье посолство было правити не пригоже, тово из предковъ твоихъ не бывало. Да о томъ много говорити ныне нѣсть потреба. А к намъ еси прислалъ гонца своего Петра Гарабурду з бездѣлною грамотою, а самъ еси почалъ на насъ изо многихъ земель рать копити. А которую еси грамоту к намъ прислалъ с Петромъ с Харабурдою и в той своей грамоте писалъ еси, чтобы намъ то дѣло, которое твои послы здѣлали, отставити, а к своимъ посломъ новой наказъ свой послати и велѣти имъ изнова дѣлати о Лифлянской землѣ. И то гдѣ ведетца, чтоб целовалъ крестъ, да порушитъ его? Хоти послы что и не гораздо здѣлаютъ, а то не рушитца, терпятъ то до урочныхъ лѣтъ; послы продѣлаютца, ино на нихъ за то опалу кладутъ, а что здѣлаютъ, тово никакъ не передѣлываютъ и нигдѣ тово не передѣлываютъ, а крестного целованья не переступаютъ. Не токмо что во хрестьянскихъ государьствахъ тово не ведетца, чтобы такъ через крестное целованье дѣлати, какъ ты захотѣлъ дѣлати (а зовучися государемъ хрестьянскимъ, а не по хрестьянскому обычаю захотѣлъ еси дѣлати, поругаючися нашему крестному целованью, что мы к тебѣ на грамоте крестъ целовали, и через присягу пословъ своихъ, которое они учинили за твою душу, и через все то да изнова дѣлати, и тово нигдѣ не ведетца!), а и в бесерменскихъ государьствахъ тово не ведетца, чтоб роту и правду переступити, хотя и в бесерменехъ, и государи дородные и разумные то держатъ крѣпко и на себя похулы не наведутъ, а хто порушитъ правду, и они тѣхъ укоряютъ и хулятъ и нигдѣ правды не переступаютъ. А и в предкехъ твоихъ тово не бывало, чтобы порушити то дѣло, на чомъ послы здѣлаютъ, какъ ты учинилъ новую причину! И в книгахъ своихъ во всѣхъ вели искати, ни при Олгерде, ни при Ягайле, ни при Витофте, ни при Казимире, ни при Олбрехте, ни при Александре, ни при Жигимонте первомъ, ни при нынешнемъ Жигимонте[6] Августе, и николи тово не бывало, какъ ты учинилъ новую причину. А коли тѣхъ прежнихъ государей пишешь предки своими, и о чемъ по ихъ уложенью не ходиши, а свои обычеи новые всчиняешь, которые приходятъ к неповинному кроворозлитью хрестьянскому? А тѣ всѣ прежние предки твои, что послы ихъ здѣлаютъ, то не рушивали. И мы, слышавши таковое неподобное дѣло, твоего гонца Петра Гарабурду позадержали, а чаючи тово, что ты на подобное дѣло сойдешь и то дѣло довершишь с послы с нашими. И намъ учинилося вѣдомо, что ты на рать подвиженъ.
Мы же, согласно решению твоих послов и наших бояр, послали к тебе своих послов — дворецкого тверского и наместника муромского Михаила Долматовича Карпова, своего казначея и наместника тульского Петра Ивановича Головина и дьяка Тарасия-Курбата Григорьева сына Грамотина довести до конца то дело, о котором договорились твои послы, взять у тебя грамоту о перемирии и привести тебя на той грамоте к крестному целованию. Наш полномочный посол Михаил Долматович Карпов скончался неизвестно от чего, а когда его товарищи, наш казначей и наместник тульский Петр Иванович Головин и наш дьяк Тарасий-Курбат Григорьев сын Грамотин, пришли к тебе, то ты, ни с чем не считаясь, вопреки присяге твоих послов, соблюдать их соглашение не захотел, предал наших послов бесчестию и насильно посадил их под стражу, как узников, с великим притеснением. А отказались вести с тобою переговоры наши послы потому, что они, увидя твою гордость, когда ты не встал при произнесении нашего имени и не спросил о нас, не решались без нашего ведома стерпеть такую гордость. Отныне же, как бы надменно ты ни поступал, мы ни на что не будем отвечать. А вести переговоры с твоими управителями у себя на подворье нашим послам не подобало: при предках твоих никогда так не бывало. Но много говорить об этом здесь нет надобности. Ты же прислал к нам своего гонца Петра Гарабурду с непристойной грамотой, а сам начал собирать против нас войска из многих земель. А в грамоте, присланной с Петром Гарабурдой, было написано, чтобы мы отказались от условий, принятых твоими послами, и составили новый наказ своим послам, и велели им снова договариваться о Ливонской земле. Где же это ведется, чтобы целовать крест, а потом нарушать договор? Даже если послы совершают что-либо неподобающее, то и тут не нарушают соглашения, а ждут истечения срока, установленного договором; послы ошибутся, на них за это кладут опалу, а что сделано, того никак не переделывают, нигде не переделывают и присяги на кресте не нарушают. Не только в христианских государствах не принято нарушать крестное целование, как ты захотел сделать (называясь христианским государем, ты захотел действовать не по-христиански, надругаясь над нашим крестным целованием, и вопреки присяге твоих послов, данной твоим именем, захотел делать все сызнова, — это нигде не ведется!), но и в басурманских государствах не принято нарушать клятву и обязательство, даже басурмане, если они государи почтенные и разумные, держат клятву крепко и не навлекают на себя хулы, а тех, кто нарушит обязательство, укоряют и хулят и нигде не нарушают обязательства. Да и у предков твоих этого не бывало, чтобы нарушить то, о чем послы договорились, тут ты установил новый обычай! Прикажи поискать во всех своих книгах — ни при Ольгерде, ни при Ягайле, ни при Витовте, ни при Казимире, ни при Альбрехте, ни при Александре, ни при Сигизмунде-старшем, ни в наше время при Сигизмунде-Августе — никогда не бывало того, что ты совершил по своему новому обычаю. И если уж ты этих прежних государей называешь своими предками — чего же ты по их установлениям не действуешь, а заводишь свои новые обычаи, которые приводят к пролитию невинной христианской крови? Те прежние государи, предки твои, не нарушали обязательств своих послов. И мы, узнав о таком неподобающем деле, задержали твоего гонца Петра Гарабурду, ожидая, что ты согласишься на достойное соглашение и доведешь дело с нашими послами до конца. И тут мы узнали, что ты готовишься к войне.
И мы твоего гонца Петра Гарабурду к тебѣ отпустили, а с нимъ к тебѣ отпустили своего гонца Ондрѣя Михалкова з грамотою,[7] а в грамоте своей к тебѣ писали есмя, что тому статися нелзя, что, порушивъ крестное целованье, да изнова дѣлати; и ты б то дѣло с нашими послы додѣлалъ, какъ твои послы приговорили с нашими бояры; а о Лифлянской землѣ слалъ бы еси к намъ иных своихъ пословъ и мы с ними велимъ бояромъ своимъ дѣлати какъ пригоже. И ты тово не послушавъ болма на ярость подвигся еси и, зламавъ присягу пословъ своихъ, нашихъ еси пословъ выбилъ из своей земли, кабы злодѣвъ, не давъ имъ своихъ очей видети. А за ними вборзе прислалъ еси к намъ гонца своего Венцлава Лопатинского з грамотою, а в ней про наше государство многие неправые слова писалъ еси и насъ укоряя; о нихъ же нѣсть намъ потреба писати подробну, а после того гонца нашего Ондрѣя к намъ отпустилъ еси,[8] а с нимъ свою грамоту прислалъ еси такъ же яряся. А самъ пришелъ еси со многими землями и с нашими израдцами, с Курбскимъ и з Заболоцкимъ и с Тетеринымъ[9] и с ыными с нашими израдцами ратью. И нашу вотчину городъ Полоцко израдою взялъ еси.[10] Наши воеводы и люди противъ тебя худо билися и городъ Полоцко тебе израдою отдали. А ты идучи к Полоцку грамоту свою писалъ еси ко всѣмъ нашимъ людемъ, чтобы намъ наши люди израживали, а тебѣ з городы подавалися и с мѣсты, а насъ еси за нашихъ измѣнниковъ карати хвалился. А надѣешся не на воинство, на израду! А мы тово не чаючи, что тебѣ такъ учинити, надѣючися на крестное целованье пословъ твоихъ — чево из веку не бывало, какъ ты учинилъ — пошли были есмя своей очины очищати Лифлянские земли. И какъ мы пришли въ свою отчину во Псковъ, и намъ учинилося про тебя вѣдомо, что ты пришелъ к нашей вотчине к Полоцку ратью, и мы, не хотячи через крестное целованье с тобою кровопролитства дѣлати, сами противъ тебя не пошли и людей болшихъ не послали, а послали есмя в Соколъ немногихъ людей провѣдати про тебя. И пришедши под Соколъ воевода твой виленской со многими людми, городъ Соколъ новымъ умышленьемъ зжегъ и люди побилъ и мертвымъ поругался беззаконнымъ обычаемъ, чево ни в бѣзверныхъ не слыхано: убьютъ ково на бою да покинутъ, ино то ратной обычей; а твои люди собацкимъ обычеемъ дѣлали, выбирая воеводъ и детей боярскихъ лутчихъ мертвыхъ, да у нихъ брюха възрѣзывали, да сало и жолчь выимали какъ бы волховнымъ обычаемъ.[11] Пишешь и зовешся государемъ хрестьянскимъ, а дѣла при тобѣ дѣлаютца не прилишны хрестьянскому обычею: хрестьяномъ не подобаетъ кровемъ радоватися и убийствомъ и подобно варваромъ дѣяти.
И мы отпустили к тебе твоего гонца Петра Гарабурду, а с ним своего гонца Андрея Михалкова с грамотой, а в грамоте своей тебе писали, что нельзя так поступать: нарушив крестное целование, все делать заново; тебе следовало доделать то дело, о котором договорились твои послы с нашими боярами; а о Ливонской земле ты должен прислать к нам других своих послов, и мы поручим боярам договориться с ними, как должно. И ты, не послушав этого, впал в еще большую ярость и, нарушив присягу своих послов, выгнал наших послов из своей земли, как каких-то злодеев, не допустив их до своих очей. А с ними ты наспех прислал к нам своего гонца Венцлава Лопатинского с грамотой, а в ней написал о нашем государском величестве многие несправедливые слова и укоры, о которых не стоит подробно писать, а после этого отпустил к нам нашего гонца Андрея, прислав с ним грамоту, также наполненную яростью. Сам же ты пошел со многими людьми из разных земель и с нашими изменниками — с Курбским, Заболоцким, Тетериным и другими нашими изменниками войной. И нашу вотчину, город Полоцк, взял изменой: наши воеводы и люди плохо дрались против тебя и изменнически сдали тебе город Полоцк. Ты же, идя на Полоцк, сам писал нашим людям грамоту, чтобы они нам изменяли и переходили к тебе с крепостями и городами, и хвалился, что покараешь нас за наших изменников. Не на войско надеешься — на измену! А мы, не ожидая, что ты так поступишь, и надеясь на крестное целование твоих послов (ведь ты поступил так, как от веку не бывало!), пошли было очищать свою вотчину, Ливонскую землю. Но когда мы пришли в свою вотчину, в Псков, до нас дошла весть о тебе, что ты пришел с войной к нашей вотчине, к Полоцку, и мы, не желая вопреки крестному целованию начинать с тобой кровопролитие, сами против тебя не пошли и много людей не послали, а послали лишь немногих людей к Соколу разведать о тебе. Тем временем твой воевода виленский, придя со многими людьми к Соколу, небывалым способом зажег город Сокол и перебил наших людей, а над мертвыми надругался беззаконным образом, как не слыхано и у неверных: убить кого-нибудь в бою и оставить — это военный обычай, а твои люди поступили собачьим обычаем: выбирали трупы воевод и лучших детей боярских, разрезали у них животы и вынимали у них сало и желчь, как бы для колдовства. Ты пишешь и называешь себя государем христианским, а дела у тебя делаются недостойные христианских обычаев: христианам не подобает радоваться крови и убийствам и действовать, подобно варварам.
И мы еще будучи в терпѣньи, а чаючи тово, что ты мѣру познаешь, поволили бояромъ своимъ с твоими паны обослатися, да и сами с тобою обсылалися есмя и не одинова. И ты вознесся безмѣрьемъ и какъ из предковъ твоихъ велося по тому еси дѣлати не похотѣлъ, и по прежнимъ обычеемъ пословъ своихъ к намъ послати не похотѣлъ еси, а самъ еси учалъ на нашу землю наряжатися ратью. А которую еси грамоту к намъ прислалъ з гонцомъ своимъ с Венцлавомъ с Лопатинскимъ и в той твоей грамоте написано, что послы наши «перед маистатъ твой возвани», ино то кабы нѣкоторые незнаемые сирота, а не послы, и приведши ихъ кабы сиротъ поставили у предверного подножия и оттудова яко на небо подобно Богу бесѣдовати, таково нашихъ пословъ «перед твоимъ маистатомъ ставленье» и твоей гордыни превозношенье! Да и во всѣхъ земляхъ тово не слыхано: хоти и не от великого государя послы придутъ к великому государю, не токмо от ровного, и они пословъ держатъ посольскимъ обычеемъ, а не за простыхъ людей мѣсто, ни за данщиковъ мѣсто «перед маистатомъ» ихъ не ставятъ.[12] Также и с нашихъ бояръ человекомъ с Левою с Стремоуховымъ прислалъ еси к намъ свою грамоту[13] опасную на наши послы (а твои панове рада писали к нашимъ бояромъ, чтобы мы к тебѣ по той твоей опасной грамоте послали пословъ своихъ), а та твоя опасная грамота писана не тѣмъ обычеемъ, какъ пишутся опасные грамоты посломъ, та твоя грамота писана кабы молодымъ купецкимъ людемъ через твое государьство проезжая. И такова твоя высость чему уподобити? И к своему ты воеводе виленскому такъ укоризнено не напишешь, какъ та грамота писана. А такие есмя укоризны не слыхали ни от турецкого, ни от иныхъ бесерменскихъ государей.
И мы, все еще сохраняя терпение и надеясь, что ты умеришь свои притязания, разрешили своим боярам снестись с твоими панами, да и сами к тебе посылали, и не однажды. Но ты возгордился безмерно и не захотел делать так, как велось при твоих предках, и не пожелал послать к нам послов по прежним обычаям, а начал снаряжать войско против нашей земли. В грамоте же, которую ты прислал нам со своим гонцом Венцлавом Лопатинским, написано, что наши послы «призваны перед твой маестат», — как будто это какие-то безвестные сироты, а не послы, и поставили их, этих сирот, у порога, и оттуда они беседуют с тобой, как с Богом на небесах: так выглядит это «призвание послов перед твой маестат» и твоя безмерная гордыня! Да и во всех землях такого не слыхано: когда к великому государю приходят послы не только от равного, но даже и не от великого государя, то держат их по посольским обычаям, а не как простых людей, не как данников, не ставят их «перед маестатом». Также, когда ты прислал нам со слугой наших бояр Левой Стремоуховым свою охранную грамоту для наших послов (а паны твоей рады написали нашим боярам, чтобы мы по этой охранной грамоте послали своих послов), то эта грамота оказалась написана не таким образом, как пишутся охранные грамоты для послов: твоя грамота написана как бы для мелких купцов, проезжающих через твое государство. На что похоже такое высокомерие? Ты бы даже своему воеводе виленскому не написал так оскорбительно, как написана эта грамота. Таких оскорблений мы не слышали ни от турецкого, ни от иных басурманских государей.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 126; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!